Звери в моей жизни

Показав чудеса балансировки, которые были бы встречены овацией в любом цирке, я слез по лестнице в вольер и с облегчением опустил медвежат на землю, крепко держа обоих за загривок. Гарри с двумя отбивающимися малышами присоединился ко мне и небрежно плюхнул их рядом с моими.

– Теперь слушай, старик, – продолжал он, – что мы сделаем дальше. Будем держать медвежат, пока Денис выпускает медведиц из клетки, понял?

Я недоверчиво воззрился на него, держа железной хваткой горланящих близнецов. Нет, не шутит, всерьез говорит…

–Гарри,-сказал я,-ты свихнулся. Как только эти окаянные медведицы выйдут из клетки, а тут медвежата кричат… да они… они…

У меня перехватило голос при мысли о том, что сделают медведицы, но Гарри даже слушать меня не стал.

– Денис, – крикнул он, – ты готов?

– Готов, – донесся слабый голос со стороны клетки.

– Гарри…– лихорадочно начал я.

– Слушай, старик, – мягко произнес Гарри, – ты держи медвежат, пока я не велю тебе отпускать, понял? Медведицы нас не тронут, как только заполучат их.

– Но, Гарри…– начал я опять.

– Все в порядке, старик. У нас две лестницы, верно? По моей команде ты отпускаешь медвежат и драпаешь вверх по своей лестнице. Только и всего. Ты готов?

– Но, Гарри…

– Ладно, Денис, выпускай! – крикнул Гарри.

Последующие минуты были насыщены событиями. На мой взгляд, мы с Гарри вели себя по меньшей мере как душевнобольные. Медведица, у которой отняли медвежат, – в этом случае две медведицы – о боже! Сам Шекспир не придумал бы более безумного сюжета.

Между тем медведицы перестали рычать, и я услышал хорошо знакомый звук: звон поднимаемой двери. Его сменила зловещая тишина. Кусты куманики заслоняли нам клетку.

– Сейчас появятся, старик, – весело заметил Гарри.

– Гарри…– сделал я последнюю попытку.

– Ага! – удовлетворенно воскликнул Гарри. – Вот и они.

До этой минуты я как-то не представлял себе, что две целеустремленные дюжие медведицы способны прорваться сквозь густые заросли двенадцатилетней куманики, словно через папиросную бумагу. Кстати, на слух казалось, что речь идет именно о бумаге. А затем Гарри, я и четыре медвежонка оказались лицом к лицу с разъяренными мамашами, от которых нас отделяло чуть больше пяти метров. Малыши при виде родительниц стали отчаянно вырываться, издавая приветственный писк. Медведицы приостановились, чтобы разобраться в обстановке, возмущенно фыркнули не хуже «Ракеты» Стивенсона и с хриплым рычанием пошли на нас. Они не бежали – развив поразительную скорость, они прыгали, будто два огромных волосатых мяча, и от этого мне стало еще страшнее. С каждой секундой все ближе и все громаднее… И когда разделяющее нас расстояние сократилось до трех с половиной метров, я решил, что все кончено.

– Ну, а теперь отпускай, – сказал Гарри и выпустил своих медвежат.

В жизни не отпускал я зверей с такой поспешностью и с таким облегчением. Сгоряча я чуть не швырнул медвежат навстречу мамаше. После чего ринулся к лестнице и взлетел по ней с ловкостью и быстротой мартышки. Наверху я остановился и поглядел вниз. Все вышло, как предсказывал Гарри. Заполучив медвежат, медведицы остановились и принялись утешать и облизывать их, не обращая на нас никакого внимания. Мы подтянули лестницы, и я вытер вспотевшее лицо.

– Гарри, – твердо сказал я, когда мы возвращались к сараю зебр, – я не повторил бы этот номер даже за тысячу шиллингов!

– Пока что ты его проделал за два фунта десять, – усмехнулся Гарри.

– Как это понимать, за два фунта десять?

– Столько заплатил фотограф, – объяснил Гарри. – Пятерку на двоих. Половина твоя, старик.

Эти деньги позволили мне сводить в кино свою подружку, но я по-прежнему считаю, что не был вполне вознагражден.

7. ЖИВОПИСНЫЙ ЖИРАФ

Такое кроткое животное

И какое рассудительное.

Шекспир. Сон в летнюю ночь

Сразу после того как супруги Бейли, к моему великому сожалению, уехали, и я познал нелюдимую, отдающую исправительным домом атмосферу «лачуги», меня перевели в другую секцию. Называлась она секцией жирафов, и заведовал ею некий Берт Роджерс, уравновешенный, добрый человек с румяным, обветренным лицом и глазами цвета полевого цикория. Несмотря на несколько робкий и застенчивый нрав, он с великим терпением и юмором отвечал на все мои вопросы и страшно гордился порученными ему животными.

Центр секции находился не в самом удачном месте, а именно в Колокольчиковом лесу. Совершенно прелестный весной, этот лес оставлял желать лучшего в начале зимы. Окруженный со всех сторон лугами, он продувался насквозь резким, пронизывающим ветром. В ту пору, когда я пришел в эту секцию, название «Колокольчиковый лес» звучало явным эвфемизмом. Вы, конечно, представляете себе зеленые дубы, вздымающиеся над голубой дымкой из миллионов цветков… На самом деле стволы поблескивали от дождя и по ним расползлись пятна ярко-зеленой плесени. В этом угрюмом, плакучем лесу жались в кучки недовольные кенгуру и сновали смирные мунтжаки, совсем миниатюрные на фоне могучих деревьев.