Зверинец

Чтобы мать отстала, Мишка для виду полистал какой-то учебник. Ну какое, к черту, домашнее задание в восьмом классе?! Ничего не помогало. Ожившее граффити не шло из головы. Мишка перестал сопротивляться, отложил учебник и зашел в Интернет. В закрытой группе петрозаводских райтеров шло бурное обсуждение рисунка. Качество у фотки было отвратительным, но под темой уже собралось почти две сотни комментариев. В основном на тему: «Вортекс это, или кто-то так умело байтит».

Кифир: вы гонити вортекс вечно ужасы рисавал а этот няшный даже

Mayka: Киф, не тупи. Это его стиль. У нас так никто больше не умеет. Ты так и за сто лет не научишься, точно!

Юнк: Ничего себе, няшный! Мы точно на один рисунок смотрим?!

ПашаКофе: Шикарный кусок! Вортекс стопрэ!

Dickie: Майка верно говорит, это Вортекс. Обрати внимание, как шикарно скинни-кэпы использует. И цветовая гамма его. Точно он.

Кифир:

майка, иди в пень, афца!

Earl: Тут бы знать, когда кусок нарисован. Может ему три года, или сколько там Вортекс не появлялся? Риня а где эта стенка? Что-то пейзаж не узнаю…

Rinya_one: ага щас я тебе при всех такое место запалю!

Такая скрытность была не в характере Рини, и Мишка немного приободрился. Может, действительно не сдаст. Тогда, даже с уродцем в соседях, можно будет покрасить вдоволь. Обсуждение скатилось к флуду, дочитывать Мишка не стал. Отмотал к началу темы, кликнул, выводя фотографию на весь экран.

Нет. Даже будь фото лучшего качества, такое он ни за что не поставил бы на рабочий стол. Еж притаился в темноте, хищно растопырив когти. Чуть размытый из-за плохой резкости, от этого он казался живым даже в двухмерном исполнении. А может, виной всему монитор, исказивший первоначальную картинку. Мишке казалось, что поза Ежа немного изменилась. И пятен на когтях раньше было поменьше. И глаза… эти жуткие глаза… гипнотизирующие голодной красной пустотой…

Неожиданный хлопок двери подбросил Мишку в воздух. В проеме стояла мать, всем своим видом излучая недовольство высшей степени. Мишкино сердце глухо отдавалось в барабанных перепонках, так что он не сразу понял, что от него хотят. Мать же, от его несвоевременной глухоты, рассердилась еще больше.

– Посуду. Мыть. Живо!

От ее тона вяли цветы и бежали мурашки по коже. Поспешно подскочив с кресла, Мишка отправился на кухню. Там, склонившись над грязными тарелками, он спиной принимал справедливые упреки до тех пор, пока мама не утомилась.

– В гроб мать загонишь гульками своими, – устало вздохнула она. – Все, дуй отсюда, я подымлю немного.

Она демонстративно приоткрыла оконную створку, впуская в кухню прохладный вечерний воздух. Темнота осталась снаружи, лениво покачиваясь у самой кромки света. Вид ее навевал тревогу. Мишка поспешил вернуться в свою комнату. На пороге замешкался, решая, не поделиться ли с матерью своими проблемами. Он даже замер вполоборота, так, чтобы видеть худую мамину спину в поношенной домашней футболке. Над растянутым воротом качался неаккуратный пучок плохо выкрашенных волос. Одной рукой мама сбивала пепел с сигареты, другой задумчиво перебирала выбившуюся из пучка прядь. В щель между створками форточки выплывал молочный дым.

В это мгновение Мишка ощутил такую щемящую нежность, что защипало в носу. Он тут же безжалостно задавил секундную слабость. Только его проблем матери сейчас не хватало! Он резко развернулся и застыл, так и не переступив порог. Лицом к лицу столкнувшись с Ежом.

Стоя на расстоянии вытянутой руки, тот смотрел на мальчика немигающими красными глазами. Стараясь не дышать, Мишка отступил на полшага. Уродец остался на месте. Длинные иголки с его спины в районе крестца складывались в черную закрученную змею, внатяжку повисшую над полом. Мишке не требовалось заглядывать в комнату, чтобы узнать, что другой конец ее уходит в монитор, а оттуда в черный подвал на заброшенном заводе.

Какая-то пара сантиметров до разорванного горла. Пара сантиметров и пара секунд. У Мишки подкосились ноги. Пытаясь удержаться, он схватился за стену. За спиной раздался шум воды – мама набирала чайник. Чиркнула зажигалка, тихонько загудел газ. У соседей этажом ниже громко заработал телевизор. Почему-то все это не делало Ежа менее реальным. Он был здесь. Сейчас. И зубы его были в крови.