Они никуда не ушли и, похоже, пробыли тут всю ночь. Двое подпирали старенькую красную «девятку». Спортивные куртки с поднятыми капюшонами, подтянутые фигуры, штаны с лампасами. Это они, я не мог ошибиться… или мог? Черт, да все мужское население Двинцева так одевается! Тогда отчего сосет под ложечкой? Почему бросает в дрожь от одной мысли, чтобы спуститься вниз, пройти мимо тонированной «девятки»?
Потому что я чую, нет никакой ошибки. Это мои ночные преследователи. Расположились с комфортом, лузгают семечки, сплевывая шелуху под ноги, швыряют бычки на заросший газон. Ждут, пока я выйду, чтобы закончить начатое.
Я прикинул, могли они разглядеть мое лицо? По всему получалось, что нет. Ущербная луна, беззвездное небо, в арке стояла темень, хоть глаз коли. Да, они знают дом и даже подъезд… в котором, помимо меня, проживает еще семь молодых мужчин. Если только не… Вот тут меня проняло по-настоящему. Я вдруг подумал, а что, если в той арке они поджидали именно меня?
Вот чепуха какая, а? Да кто меня тут знает?! Кому я сдался?! Живу без году неделя, не отсвечиваю, из квартиры лишний раз не выхожу. Не располагает Двинцево к прогулкам. Нет, это я себя накручиваю. Надо успокоить нервы, обдумать все неторопливо, за завтраком… или это уже поздний ужин? Собрать растерянную в ночной погоне храбрость и спуститься во двор. Выходить все равно придется, в холодильнике запасов – только на ужин и хватит.
Страх извивался скользкой гадиной, не желая отступать. Я с трудом загнал его поглубже и снова выглянул за штору. Ночь надвигалась, неспешно подминая под себя дома, дороги, глотая неработающие фонарные столбы. Фигуры наблюдателей размылись, стали призрачными, нереальными. «Девятка» тарахтела на холостых оборотах. Лампочка освещала салон, и я представил, как там, на заднем сиденье, ждут своего часа похожие на голодных рыбешек биты.
В десять часов к «девятке», слепя ксеноновыми фарами, подъехала еще одна машина. Марки я не разглядел. Страх перерос в ужас, но удивления не было. Все правильно, смена караула. Даже неутомимые оборотни-ищейки нуждаются в небольшой передышке.
Сменщики заняли позицию напротив подъезда, а «девятка», утробно рыча двигателем, укатила со двора. Я пронаблюдал за ними всю ночь, различая лишь огоньки сигарет да отсветы приборной панели. В шесть утра «девятка» вернулась, а я встретил самый отвратительный рассвет в своей жизни. Тогда я еще не знал, что самый отвратительный рассвет мне еще только предстоит…
Я поймал себя на мысли, что прислушиваюсь, не орут ли сирены. Нет, тихо. Двинцевская полиция не предотвращает убийства, а собирает трупы. В этом они едины с двинцевской скорой помощью. Нехитрая философия: пока нет тела, нет и дела. Соседи тоже вряд ли придут. Рукопашная в моей прихожей была хоть и жаркой, но быстротечной. Этот город полон всякого дерьма и привык к ранним дебошам.
Захлебываясь болью, я стянул рубашку, скатал валиком и обернул вокруг живота, стянув рукава тугим узлом. Как мертвому припарка, рана все равно кровоточила, клетчатая ткань быстро набухла красным. Но хоть так. Я потерял слишком много крови, не стоит усугублять своим бездействием. Закончив с перевязкой, я бессильно откинулся на спину. Дыхание вырывалось с нездоровым свистом, нижнюю губу саднило. Я пощупал языком. Так и есть! Прокусил насквозь!
Бритоголовый следил за мной, злорадно посмеиваясь. Мои страдания будто исцеляли его, вливали силу в ослабевшее тело. То ли я уменьшился, то ли он стал больше? Мой убийца сжимал нож с такой силой, что сбитые костяшки белели. Откуда взялся нож? Был у него все время? Или он успел подобрать его, пока я был занят перевязкой? Я боялся смотреть на него и боялся упускать из виду. Магнетическая животная ненависть, льющаяся из пустых глаз, накрывала меня с головой, сплющивала, вминала в стену.
– Тебе страшно.
Посеревшие губы улыбнулись, между крепких зубов сочилась кровь.
– Мне нравится. Хочу, чтобы ты боялся меня. Я отрежу тебе башку, слышишь, гнида?! Буду пилить так медленно, как только смогу. Чтоб ты, падаль, каждый миллиметр прочувствовал. А может…
Он закашлялся, сплюнул на пол густым, красным. Не задумываясь, стер кровавую пену тыльной стороной ладони, размазывая по щеке.
– А может, вывезти тебя за город? Посадить в контейнер, у меня есть хороший контейнер, слышь, да?! И резать тебя каждый день, понемногу. Пальцы, уши, язык, хрен… Посмотреть, сколько ты продержишься, пожирая сам себя…
Бледное лицо качнулось вперед, крепкая шея вытянулась, набухла жилами.
– Смотри на меня, сука! – Розоватые брызги вылетали из его рта вместе с пульсирующим яростью криком. – Смотри! Мне! В глаза!
Внутренне сжимаясь от ужаса, я все же сделал то, что он приказывал. Не смог, не посмел ослушаться. Должен, должен перебороть страх, или подохну здесь, как баран, с перерезанным горлом, или того хуже… этот парень сумеет сделать хуже, я верю, он не блефует.