Звезда Аделаида - 1

Не за что больше держать её в опале, ведь боги свершили чудо - вернули высокорожденного сына! Сын же оказался ещё и с «изюминкой», да какой - чародей и маг, быть может, прорицатель… Но даже если и не прорицатель, то ведь маг, испепеляющий одним движением деревянной - ха! - палочки и словом:«Воспламенись», всего лишь словом. Он, наверняка, может и убить…

А это стоит проверить:

- Раба ко мне постарше да неповоротливее!

Тотчас привели пикта, ещё совсем молодого, но, видимо, бестолкового.

Северус уже понял… что ему предложит сделать с этим туземцем Малефиций, но не мог определиться с собственной линией поведения. Потом он осознал - от его «умений» в этом времени напрямую зависит жизнь даже высокорожденного патриция. Что, если он откажется сделать это, придётся примириться, быть может, даже над главенством «брата», умеющего убивать руками, а не заклинаниями. Покориться же своенравному «брату» - бастарду очень не хотелось. Что…

В общем, придётся и здесь поработать Пожирателем, слегка помучив жертву перед смертью - показать Малефицию, кто, на самом деле, в его доме будет главным, а самому «отцу» получить ещё одного умелого сына - убийцу, да какого!

Но не будь Северус Снейп самим собой - семнадцать лет бывшим двойным шпионом и оставшимся после этого в живых, если бы не нашёл ту «золотую» середину, которая выручила бы его и в этом времени …

- Сделай с ним всё, что пожелаешь - хочу я посмотреть, на что ты способен, сын - чародей.

- Не приемлю я, когда меня заставляют, о, выскорожденный отец мой, но если хочешь ты узнать сие…

Crucio!

Малефиций забился, свалившись на земляной пол и, неподобающим хладнокровному и болетерпеливому ромею образом, завопил, жадно ловя воздух не желающими пропускать его пережатыми от боли горлом и лёгкими.

- Silencio!

И римлянин, всё так же корчась под негодующим, но исполненнным благоговейного ужаса взглядом Квотриуса и полузакрытыми глазами Вероники, уже оседающей по стене, умолкнул.

- Finite incantatem!

Малефиций замер после всего лишь минутного Круциатуса, судорожно подёргиваясь всем телом и в ближайшее время не собираясь приходить в себя после неестественной, истерзавшей его плоть и разум, боли, вызванной одним лишь словом высокорожденного сына: «Распять».

- Брат мой, помоги нашему высокорожденному патрицию и отцу отряхнуть пыль с одеяния, а после я приведу его в себя - не бойся - тебе не причиню подобного зла. Ты же не был столь невежествен и настойчив в том, чего него не понимаешь.

- Так не убил ты высокорожденного отца, о патриций великий и брат мой Северус? - спросил, не веря себе после увиденного и услышанного «братец».

- Нет, но заставил я его почувствовать силу чародейства моего. Поддержи отца, Квотриус - я приведу его в чувство.

- Aquamentо!

Поток холодной воды обрушился на уже приходящего в себя, стонущего Малефиция.

- Finite incancatem!

«Отец» благодарно взглянул на Северуса:

- Ты великий чародей есмь, наследник, и горжусь я тобой. Причинил ты мне боль столь злую, я даже не ведал прежде, что может быть… так больно. Эта боль не сравнится ни с одной от многочисленных ран моих. Теперь же хочу я узнать - можешь ли ты убивать этим деревянным оружием?

- Вот ведь неуёмный, и Круциатуса ему мало, - со злостью подумал профессор.

- Вполне. Стоит лишь выбрать способ смерти - могу я убить мгновенно и безболезненно, могу заставить человека самого убить себя, а ещё - сжечь, вывернуть внутренностями наружу, содрать кожу, обезглавить… что ещё хочешь ты узнать о моих способностях убивать, высокорожденный отец мой?

Да продержи я на тебе Распятие чуть дольше, сначала ты сошёл бы с ума, а затем умер бы в муках, всё более возрастающих с каждым мгновением.

Хочешь, высокорожденный отец мой, покажу я тебе ещё одно чудо с этим рабом и, к примеру, табуретом твоим? Я докажу тебе, что можно сделать даже с бестолковым рабом, а ведь он и вправду таков, раз ты выбрал его для умерщвления. И не стоил он тебе ничего, даже ни четверти коровы. Ведь захватил ты его в плен, лишив единственной истинной драгоценности, которой обладаем мы - свободы. Не так ли всё было, отец?

- Ещё и провидец ты, каким был Тересий у этих сластолюбцев - греков.

- Да, но только я не слеп, как Тересий, и не стоит сравнивать меня с каким-то греком, я ромей есмь.

Так я покажу тебе, высокорожденный патриций и военачальник, отец мой, на что способен этот раб. Снейп нарочито обошёл вниманием «брата» - третировать бастарда доставляло ему какое-то наслаждение.

- Вот только языка пиктов, этих жалких, дешёвых рабов я не разумею. Скажи мне, отец, на его наречии:«Убей его.»

- Разумеет он латынь немного, я же говоров Нелюдей не знаю.

- Imperio! Ursus creato! Mordreo!