- Высокородный брат мой и Господин Северус, дозволено ли мне будет узнать, было ли это деянием твоего чародейства или умелого обращения этим невиданным длинным, тонким, трёхгранным мечом?
- Отвечу тебе - сначала была магия, но она только отсрочила смерть троих мерзавцев. Окончательно же я разделался с головорезами этим благородным оружием, владеть которым меня научили… э… далеко на Западе.
Он был, разумеется, не в состоянии рассказать Квотриусу правду о получении навыков и, позднее, полного владения рапирой в учебных поединках со старым наставником Моальворусом, хотя Северусу, ох, как хотелось поделиться с Братиком подробностями.
… Куда катится мир, хотя бы и позднеантичный?.. А, может, именно этот, позднеантичный?..
… Квотриус видел, что рана была пустяковая, высокородный брат постанывал несколько… игриво и, в целом, его жизни и даже здоровью с точки зрения воина ничего не угрожало. В чёрных глазах бата Квотриус увидел разочарование и списал его на невозможность нормально двигаться, а, главное, тоску по нему, полукровке Квотриусу, по всей видимости, сумевшему доставить брату великое удовольствие.
О том, что он недополучил своей толики, Квотриус старался не думать - ему понравилось быть с братом, как он и ожидал, больше, чем со старой женщиной. И нет, он не считал это почти состоявшееся соитие со сводным, но всё же братом, чем-то предосудительным. Квотриус полагал, и небезосновательновательно, что ему нужно прийти в опочивальню высокорожденного брата и сегодня ночью, и сразу обнажённым - он понял, что вид его тела благотворно сказывается на проведённой с Северусом ночи. Какой бы ни была сия ночь - полной любви или пренебрежения.
И он стал дожидаться обычных, уже не трогающих душу вскриков Вероники и похотливого рычания отца, а, дождавшись, скинул на ложе тунику, а сам умастился особым бальзамом, способным, как говорил торговец на рынке, пробудить спящую чувственность - просто для того, чтобы Северус на первое время позабыл о неприятном, насколько Квотриус знал о ранениях, жжении в спине, там, меж рёбрами.
А потом Амурус прострёт крылья над любящими братьями, и они забудут обо всём и вся, кроме друг друга… Так мечталось разгорячённому воображению Квотриуса.
… И вот дверь в опочивальню высокородного брата приоткрылась, и рука Северуса, сжимающая волшебную палочку, по инерции направилась в дверной проём, но…
Это был Квотриус, и от него пахло какими-то восточными, позднее ставшими церковными, благовониями. Северус не разбирался, к счастью для обоих, в маггловских ароматах и маслах для лампад.
Раненый Снейп, увидев Братика, так ошалел от радости, что позабыл и о желании «убивать, убивать, убивать, убива-а-ть», и даже о шугании Круциатусом.
И был Квотриус прекраснотел и наг, и возлёг он на ложе с высокородным братом своим, и сказал Северус, как прошедшей ночью:
- Раздень меня, Квотриус. Впрочем, я почти наг - туника моя снята и вычищена. Так помоги мне избавиться от брюк, ну, то есть, от штанов моих, знаю, варварских, но носимых по обету, и стану я весь, как есть, наг пред тобою, брат мой. Расстегни эти четыре мелкие фибулы и сними штаны, потянув за ткань около щиколоток.
И сделал так Квотриус, нимало не запутавшись.
- А трусы я и сам сниму, - сказал Северус.
Он называя странную набедренную почти-повязку свою из дорогого шёлка неведомым словом «трусы», снял их через ноги свои прекрасные, стройные, сияющие невиданной белизною.
И возлёг один нагой брат рядом с другим, и начали они целовать друг другу губы, и глаза, и веки, и брови, и виски.