— Какой тут может быть сон? — проворчал Тепр, — Меня совесть жрёт, что я не пошёл с тобой, а вас поймали в западню. А ты предлагаешь пойти отсыпаться?!
— Вы все сейчас взволнованы, так что лучше вам успокоиться и приготовиться к битве, — твёрдо произнесла изначальная, — Мало кому-то из вас проникнуть в логово Блага, нужно ещё и придумать, как вытащить наших, где ждать их и Карста, чтобы отбить у белокрылых! Нужно быть во всеоружии, чтобы никого не потерять!
— Нам бы мог помочь Карст, — вдруг тихо сказал Старейшина.
И все напряжённо обернулись, смотря на белокрылого.
— Так… ты его именно для этого оставил? — спросил Тепр, — Что его можно подкинуть белокрылым, как новоявленного хранителя?
— Точно, можно! — вскричал Белик, — Это гениальная идея! — и поморщился, — Да и Благ со своими подкидышами уже в печёнках сидит.
— Я оставил Карста потому, что он мой друг! — перекричал всех Гаад.
Потом, очутившись под перекрещенными взорами, смутился, потупился:
— Ну, если совсем уж по правде, была у меня такая мысль, что однажды он сможет нам пригодиться. Но этот ход можно использовать только раз. Пока белокрылые о нём ничего не знают, — Старейшина вдруг взглянул на меня и от взгляда его моё тело сковало холодом, от ступней до подбородка, — Ты же не рассказала о нём белокрылым, Вера?
От его недоверия стало обидно. Мир помутнел. Кажется, от выступивших слёз.
— Разумеется, нет! — шмыгнула носом, — Я им не рассказывала про вас! Я им вообще не сказала, что до встречи с Благом жила на Чёрной земле. Тем более, не сказала про Карста. Я же помню, как он не хотел становиться белокрылым! И что с его родственниками стало из-за них, помню.
Холод исчез, и тело стало спокойно двигаться. Нет, холод ушёл только тот, что был снаружи. А в душе холод остался. Гаад мне не поверил. Пытался допросить меня. Потом вроде поверил. Но не сразу. Почему так больно?..
— Вера, а ты запомнила, где и как у них постройки и остальное расположены? — Карст очутился возле меня, плечи мои сжал, осторожно, успокаивающе, глаза его горели азартом, — Ты бы могла начертить план. И он бы пригодился мне, если бы потребовалось сразу же сбегать.
— Помню, — кивнула, — И я с радостью помогу тебе.
Чуть помолчав, добавила:
— И всем вам.
И даже Гааду, который не полностью мне доверял.
— Хорошо, — улыбнулся Гаад, — Сейчас Вера и Карст пойдут к нам домой, карту рисовать. Для побега сведенья, раздобытые ею, могут оказаться ценными, — задумчиво лоб над бровями растёр, снова улыбнулся, — А вообще, это же большое везенье! Что Вера к ним попала — и теперь может нарисовать план Белой земли. Большая удача… — грустная усмешка, — Даже не верится, что всё так удачно сложилось! Нам наконец-то повезло!
— Ну, если так подумать… — Белик задумчиво голову на затылке поскрёб, — Да, это можно счесть везеньем.
Только мне крылья сломали. Может быть, я больше летать не смогу. И Гаад мне вообще не верит.
Внутри стало больно-больно. Но меня вскоре же вырвало из тяжёлых чувств прикосновение. Повернула голову, а это Старейшина подошёл и сжимал моё плечо. И смотрел на меня грустно:
— Только жаль, что из-за этого они сломали твои крылья.
Карст убрал руку, отшатнулся испуганно. С болью взглянул на меня. Кажется, он ещё не знал. И ему тоже больно было услышать.
И в глазах Гаада была боль. И сочувствие. Ему было больно, что белокрылые так навредили мне. Жаль, что они так обошлись со мной. Ему было по-настоящему больно из-за той боли, которую причинили мне. Даже если он на миг показал, что мне не доверяет. Всё-таки, ему было больно, когда было больно мне!
Грустно улыбнулась:
— Тех, кто пострадал, пытаясь меня спасти, тоже жаль. И, кажется, что выжили только двое. Если так, не велика потеря — мои крылья. Кто-то из-за меня потерял свою жизнь.
Гаад сжал моё плечо крепче. Он был грустный: сам страдал из-за потери товарищей. Но он не осуждал меня за то, что всё это случилось из-за меня. Только я себя за это не простила.
Вдруг уткнулась лицом ему в плечо и заплакала. Гаад застыл, надолго. Но и не отталкивал меня. Потом всё же поднял руку и медленно, едва касаясь, будто испуганно, погладил меня по волосам. Его волосы, касавшиеся моей щеки, были жёстче. И сегодня от него не шёл терпкий, яркий горький запах шалфея. Терпкий запах вспотевшего усталого тела. Не до мытья ему было. Но как-то было спокойнее, стоять, когда он был рядом, а его ладонь лежит на моей голове. Хотя я забыть о случившемся не могла. Ни на мгновение не могла забыть, ни о погибших из-за меня, ни о тех, пленных, тяжело раненных, ни о том, что, наверное, сама уже больше не буду летать. Но, всё-таки, рядом с хранителем было немножко спокойнее. Наверное, опять втихую пытается восстановить моё Равновесие.