И я почему-то подумала, что мне даже нравится сидеть у него на коленях и ощущать его твёрдые руки: одну обнимавшую меня, другую — затерявшуюся в моих волосах. Глаза невольно сомкнулись. Голова опустилась на его плечо. Усталое тело и душа, пережившая за короткое время несколько крупных потрясений, отчего-то вдруг притихли. И сердце мое постепенно забилось ровнее, будто последовав за спокойным и чётким сердцебиением Гаада…
Меня, вечно дёрганную и напуганную, так манит возможность получить Равновесие хотя бы на мгновение и хотя бы чужими усилиями? Или… или я просто хочу остаться в объятиях Гаада?..
А он не спешил отпускать меня.
Время остановилось.
Только тишина…
Запах его пота, пробившийся сквозь потухающий терпко-горький запах шалфея, который меня почему-то совсем не раздражал…
Его жёсткие волосы, прядь которых выбилась из пучка и легла по моей щеке…
Миг, когда пряди моих русых и его чёрных волос лежат рядом, на моей щеке…
И два сердца, которые на какое-то время стали биться вместе, в одном и том же ритме…
Часть 3.5
Гаад выждал какое-то время, покуда я отдыхала и, кажется, даже уснула. Потом спихнул на пол. Падать было не высоко — он сам на полу сидел — но обидно.
— Я не мамка твоя, — проворчал Старейшина чернокрылых, — Я не обязан всё время с тобой возиться. Тем более, что ты краснокрылая. Ты обязана поддерживать мир, уже несколько недель как обязана, а ты почти всё время отлыниваешь. Вдобавок, изначальные сильнее нас, чернокрылых. Ты вполне бы могла справляться со всем сама!
— Но меня на пол выкидывать жестоко! — провыла я, проснувшись и потирая зашибленную об пол спину, потом затылок, которым стену зацепила, — Мог бы и просто попросить, чтобы я уже слезла!
Миг — и Гаад уже был на ногах, мрачно смотря сверху вниз на меня, ещё только севшую. Карие глаза опять начали излучать холод — я прямо вся гусиной кожей покрылась.
— Угу, я обязан был сразу тебя на свою шею посадить — и всю жизнь носить и кормить?!
— Ну, это… — запоздало вспомнила, что он мне жизнь как-то уже спасал и вообще со мной много возится, даже уничтожение дома и горы посуды простил. И смутилась, — Ну, прямо так не надо. Чтоб совсем на шею-то…
Тайаелл смотрел на меня сочувственно, всё ещё сидя, где сел. Карст уже обнаружился протирающим вымытую посуду. И у него на лице сочувствия не было. Как будто я была сама виновата. Хотя я и была сама виновата: глупо доставать чернокрылого, более того, главного из них.
Старейшина молча выждал, покуда я встану и протру руки влажным полотенцем, которое мне кинул Карст, прямо в руки. Ныть и возмущаться дальше я уже не решилась. Всё-таки, Гаад умеет быть жёстким. И, выходит, и он тоже дисциплину меж своих поддерживает. Хотя и не так жёстко, как Благ у белокрылых. Здесь можно честно высказать своё мнение. Хотя по шапке всё равно прилетает. Но, кажется, пореже и помягче в целом, чем у хозяина Белой земли.
Когда я уже протёрла руки и молча села за стол, Карст наполнил новую чашку горячим отваром из душицы и заботливо поставил передо мной, а я молча в неё вцепилась, грея ладони и пальцы. Гаад заметил уже спокойно, направляясь к той лавке, где прежде ел:
— Можешь порадоваться: быстрое устранение всей Тьмы в Тэрэе, восстановление Равновесия на такой большой территории, а так же та сила, которую ты влила в мир сегодняшней ночью, благоприятно сказались на состоянии всего мира в целом. Количество «проклятых мест» вроде Тэрэя сократилось.
Ой, хоть что-то случилось хорошее! И даже из-за меня!
Оживлённо уточняю:
— Насколько?
— На несколько десятков, — пробурчал хранитель, немного подумав.
— А поточнее?
Он долго молчал, потом недовольно ответил:
— От двадцати трёх до двадцати семи мест.
— Ну, так нечестно! Мне интересно, сколько именно!
Тут неожиданно подал голос пленник, растерянно слушавший наш разговор:
— Гаад, ты можешь с любого места прочувствовать весь мир и просчитать, сколько у него ран? Вплоть до десятков из нескольких тысяч?
— А твой драгоценный Благ этого не может? — Гаад слегка удивился.
— Может! — как-то уж очень быстро ответил белокрылый, — Просто я не ожидал этого от тебя.
— Врёшь, — хозяин Чёрной земли недоверчиво сощурился.
— Что? — растерялся Тай.
— Твой Старейшина этого не умеет. Он наверняка может чуять состояние мира в целом, может, чуять раны мира, ещё сидя на Белой земле, но с точностью определения опасных мест у него явно напряг.
Пленник расхохотался, потом насмешливо сказал:
— Я просто удивился, что и такому как ты Небеса дали такой ценный дар.
— Замечательно: мой враг не способен прочувствовать мир так же, как я, — Гаад довольно потёр руки, — Благ мнил себя таким могущественным, а оказался слабее меня.
— Да ты сам не знаешь, какой он сильный! — возмутился пленник.
На его бы месте не стала оскорбляться за тирана, который его так мучил.
— Зато ты проболтался о том, что у него нет той же способности, что у меня, — Старейшина упивался растерянностью белого хранителя.
— Я ничего не говорил! — выкрикнул Тай отчаянно, отчего полностью себя выдал.