Подхватил верного зверя на руки, медленно и осторожно прошёл по камням на берег. И уже ступил на мокрый песок, как услышал сзади:
— Камилл!
Резко обернулся, с надеждой взглянул на девушку, стоящую на границе моря и суши. И уныло отвернулся.
— Камилл! — настойчиво повторила незнакомка.
Парень недовольно повернулся к ней.
Чёрные волосы падали ей на полупрозрачные плечи, на бледном лице ярко сверкали светло-серые глаза, слишком узкие для дочери северных народов и слишком широкие для дочери южных. И было что-то в них знакомое, родное…
— Эррия? — хранитель вздрогнул, выронил кота.
Камилл мягко приземлился на четыре лапы, мрачно взглянул на странное существо, сквозь ноги которого то проползали коварные волны, то просвечивал светло-коричневый песок.
Девушка улыбнулась и кивнула.
— Но… как ты?..
— Для нового рождения душа получает часть от душ и тел своих родителей. Мой отец — из твоего мира, — она рукою накрыла полупрозрачное тело, там, где билось у живых людей сердце, и улыбка её стала ещё нежнее и счастливее, — И, получив часть его души, я почувствовала, что она соткана из плоти чужого мира. Я попыталась прийти сюда, — нахмурилась, — Долго искала тебя в тех местах, где мы прежде были с тобой, — неожиданно улыбнулась, — Потом пыталась души свободные найти. Мне они сказали, что среди мёртвых тебя нет. И, может быть, ты уничтожил свою душу насовсем или ушёл в мир живых? Я так испугалась, что даже там тебя не найду!
Она подошла к нему совсем близко. Он смотрел на неё и не знал, что за чувств больше в его сердце: радует ли встреча с ней или гложет душу осознание, что девушка, пришедшая к нему, не из мира живых?..
Эррия ласково прикоснулась ладонью к его щеке. Он не почувствовал прикосновения тонкой руки к телу. Но после её прикосновения потеплело что-то в душе. Как когда-то давно, когда после бури удавалось забраться в тёплую пещеру, выскользнуть из холодных струй непогоды и разыгравшейся стихии. Тогда радовало даже самое хлипкое убежище. Лишь бы немного согреться! Лишь бы заслониться от обжигающих холодом струй!
Он глаза закрыл от её прикосновения. На миг показалось, что она всё ещё рядом. Что нету бездны лет, протянувшихся меж них. Что они всё ещё в одном мире.
Рукою невольно потянулся обнять её за спину, прижать к себе. Но пальцы, сдвинутые для ласки, сошлись на самих себе. Снова глаза распахнул. Она и рядом была, и не было её. Словно кошмарный сон.
— Я не хочу проспаться! — горько сказал молодой мужчина.
— Я постораюсь прийти к тебе из мира живых! — она снова ласково погладила его по щеке не ощутимой рукой. И не тёплой, и не холодной. Рукой, которой не было. От тела, которого не существовало.
Он шумно выдохнул. А она, прекрасно сознававшая всю пропасть между ними, отчего-то снова улыбнулась и словно новый нож воткнула в его сердце.
— Знаешь, — нерождённая душа ласково погладила его по сошедшимся бровям, заставляя вдруг расслабиться: он словно иссохшая треснувшая почва жадно впитывал в глубь себя первые редкие капли нового дождя, её нежные полузабытые прикосновения, — Я в тот раз не поняла. Только потом догадалась, после смерти. Там было много времени, чтобы всё обдумать… сложить новые воспоминания… — Эррия заглянула ему в глаза, — Подняться в небо первый раз, когда ты нёс меня, было так страшно и так неожиданно! Но твоё сердце билось в тот раз так спокойно, успокаивая меня. А потом я дерзнула в первый раз подняться сама, на своих крыльях… Это было незабываемо!
Полупрозрачные ладони обхватили его лицо, заставляя застыть напугано. Что-то было в её глазах… что-то, что заиграло новую мелодию на струнах его души… ту, полузабтую мелодию…
Нерождённая душа пылко сказала, обняв вдруг его тело:
— Мир, в котором люди могут летать как птицы — это так красиво!
Она приподнялась, обвила его шею полупрозрачными руками, коснулась его губ. Камилл не ощутил этого прикосновения, но почувствовал, как тепло её души коснулось его. Почувствовал себя на мгновение согретым ей. Мягким светом её души.
— Я постараюсь вернуться! — и вдруг разжала объятия, отступила к кромке суши и моря.
Снова уходит. Душа чужого мира. И вдруг теперь уже насовсем? Он уже думал, что совсем её потерял — и это было ужасно.
— Ты… — он ступил к ней, ступая в нежный шёлк воды, которая охотно обняла его ноги в сандалиях, лаская его пальцы. Словно жизнь наконец-то двинулась и согласилась приласкать его.
А Эррия растаяла, не оставив никаких следов, кроме мягкого и нежного прикосновения к его сердцу. И тепла…
Мгновение — и тело его стало ниже, а плечи — шире. Вот уже на берегу залива стоял юноша лет семнадцати, пугающе серьёзный. Светлые волосы стали совсем тёмными, стали ещё гуще, волнами спустились по кожаной одежде, сшитой из разноцветных кусков. Лёг поверх одежды меховой тяжёлый плащ с вышитой кожаным толстым шнуром змеёй. А поверх плаща и одежды лёг тонкий кожаный шнурок с большим, пожелтевшим от времени клыком. Над бровями потемневшими, густыми, над левой, прорезался длинный, кривой шрам.
Он глухо спросил ту, чей след уже стёрся с поверхности его мира, чей след сегодня здесь и не был: