Звезда Генгера

Ночью мне приснился сон, будто наше село уже не такое, как сейчас, а большущее! Везде стоят красивые высокие дома, улицы асфальтированы… От нас до станции, пожалуй, километров сто будет, и самолёты к нам не летают, но во сне мне приснилось, что рядом с площадью стоит огромный вокзал, а за школой - аэродром. К вокзалу друг за дружкой подходят пассажирские поезда, на аэродром один за другим садятся самолёты. Из самолётов и из поездов выходит много-много нарядных весёлых людей, и все они идут на площадь.

На площади стоит трибуна - не такая, как сейчас, деревянная, выкрашенная в красный цвет, а будто из золота сделана - вся сияет на солнце, украшена флагами, лозунгами, транспарантами… И на трибуне стоит Генка, важный такой, строгий, как генерал на параде на Красной площади.

Потом к трибуне подкатила красная «Волга», из неё вылез самый главный поэт, толстый, лысый и в больших очках. Он поднялся по ступенькам на трибуну, пожал Генке руку, затем в микрофон на всю площадь басом прогремел: «Это наш новый поэт Генка! Он создал себе творческую атмосферу и написал поэму!»

Все на площади стали кричать «ура», хлопать в ладоши, бросать на трибуну букеты цветов. Их так много набросали, что Генку совсем завалили, видно было, как у него только один нос торчит.

Но тут он в толпе заметил меня. Кое-как выкарабкался из цветов, сошёл с трибуны и направился прямо ко мне. Все перед ним расступаются, дорогу ему дают. Он взял меня за руку и повёл на трибуну. У меня от волнения дух захватило, и сердце чуть не остановилось. А Генка завёл меня на трибуну, положил мне руку на плечо и говорит всем в микрофон:

«Это мой лучший друг Петя! Он помогал мне создавать творческую атмосферу!»

И тогда опять все стали хлопать в ладоши и кричать «ура».

Главный поэт подходит ко мне, даёт мне большую коробку шоколадных конфет и говорит:

«Ешь!»

Я начал уплетать конфеты, а главный поэт трясёт меня за плечо и торопит:

«Ешь, ешь быстрее!»

Я уже набил полон рот, жую, жую, но проглотить никак не могу.

Главный поэт всё сильнее трясёт меня за плечо:

«Соня, соня!…»

Тут я проснулся. Вижу, это мама меня будит:

- Соня, вставай же, а то в школу опоздаешь!

Мне хотелось побыстрее умыться, схватить сумку и мчаться к Генке. Мне не терпелось рассказать ему свой замечательный сон!

Но мама всё время напоминает мне:

- Хорошо почисть зубы, мой лучше шею, уши…

Пришлось и зубы чистить, и умываться с мылом. Хотел убежать без завтрака, но мама рассердилась:

- Чего ты сегодня спешишь, как на пожар?! Садись завтракать и лучше пережёвывай пищу!

Куда же денешься? И завтрак я съел, и жевал старательно. Зато потом летел к Генке пулей! Столкнулся с ним нос к носу у них во дворе.

- Написал поэму?!

- Нет.

- Почему-у-у?

- Потому, что кончается на «у», - огрызнулся Генка.

И только тут я заметил: Генка был злой-презлой! Таким сердитым я его ещё никогда не видал. От этого и сам я тоже расстроился, вся моя радость пропала.

- Как же так, - говорю, - писал, писал, а не написал…

- Вот так и не написал, - буркнул неохотно мрачный Генка.

Он шёл по тропинке впереди меня. Я поравнялся с ним и с обидой говорю ему:

- Эх, а ещё другом называешься! Сказать не хочешь…

Генка остановился и сердито посмотрел на меня:

- Ну чего ты пристал ко мне как банный лист? «Почему, почему»… За уши меня отодрали, вот почему!

- Отец с матерью? - спросил я сочувствующе.

- Меня отец с матерью пальцем никогда не трогают.

- Тогда скажи толком кто?

- «Кто, кто»… - опять озлился Генка и двинулся по тропинке дальше.

Тут уж и меня зло взяло: чего он так задаётся?

- Ну и не говори, не надо! Нужен мне твой секрет! Обойдусь и без тебя и без твоих дурацких секретов!

Я ещё ни разу так с Генкой не разговаривал. Он остановился и удивлённо вытаращил на меня глаза, будто я с луны свалился. А я ещё больше разозлился.

- Надо было тебе сильнее надрать уши, чтобы нос не задирал! - кричал я. - Совсем оторвать их, чтобы ты на веки веков корноухим остался!

Генка даже остолбенел от такой неслыханной моей дерзости. Я хотел пройти мимо него, но тут он пришёл в себя и схватил меня за руку - наверно, решил отколошматить. Я рванулся, да только не вырвался. Генка был сильным и удержал меня. Он троих таких удержит.

- Подожди, ты, петух голландский… Так и быть, скажу тебе как другу… - Он отпустил мою руку и понизил голос: - Меня отодрали за уши Маяковский с Пушкиным…

Я отшатнулся от Генки: ясное дело - он переутомился над поэмой и рехнулся. Когда я готовлю уроки, за мной мама или дедушка следят и не дают мне сильно переутомляться, а за Генкой никто не следил в бане-то, вот он и перестарался. Злость моя сразу пропала. Теперь мне уже стало жалко Генку, и я говорю ему:

- Гена, давай зайдём с тобой к доктору.

Он усмехнулся:

- Ты что, думаешь, я совсем с ума спятил?

- Ну, не совсем, а немного…

- Это ты уж ходи к докторам, а мне они не нужны.

Я начал ему доказывать:

- Ген, ну ты сам подумай: как же Пушкин с Маяковским могли тебя таскать за уши, если они давно умерли?

- Так вот и смогли… Писал я, писал свою поэму, дошёл до грозы: