Звезда и шпага

— Генерал-аншеф скончался по дороге сюда. В Бугульме. Скоропостижно.

— Ну вот и приплыли, — вздохнул Коренин, а Брюсов, как старший, пусть не по званию, но по должности, офицер в собрании, провозгласил тост:

— Вечная память генерал-аншефу Александру Ильичу Бибикову.

— Вечная память, — подхватили мы, поднимая стаканы. — Земля пухом.

Спустя несколько дней из Петербурга прибыл курьер Фельдъегерской службы со срочным пакетом. Уже спустя несколько минут весь Оренбург знал, что новым командующим назначен генерал-поручик Щербатов. А уже на следующий день князь Голицын объявил о том, что никуда из Оренбурга не уйдёт, «покуда должным порядком ряды вверенных Императрицею войск не пополнит».

— Только этого Пугачёву и надо, — цедил сквозь зубы Михельсон. — Пока мы будем в Оренбурге сидеть, он соберёт рассеянные отряды в новую армию.

— Но ведь в пехоте у нас, действительно, очень большие потери, — напомнил ему Брюсов. — Фактически, у корпуса нет пехоты.

— Зато кавалерия есть, — оборвал его Михельсон. — А пехоты у того же Мансурова хватает. Вполне можно было бы отправиться с корпусной кавалерией к нему, а пехоту оставить в Оренбурге, для пополнения.

— Приказ князя Голицына ясен, — пожал плечами Брюсов, — оставаться в Оренбурге до прибытия пополнения. Ничего не попишешь.

— Очень даже попишешь, — обратился к премьер-майору Самохин, присаживаясь за штаб-офицерский стол, что было нарушением традиции. Да ещё и без приглашения!

— А, это вы, скандальный поручик, — покачал головой Михельсон. — И что толкового вы можете предложить?

Сам тон, каким он произнёс слово «толкового» можно было счесть оскорбительным, однако Самохина это ничуть не смутило.

— Вы ведь, до того как наш полк, а после и весь корпус прикомандировали князю, были самостоятельным командиром, — начал объяснять он.

— И? — спросил заинтересовавшийся Михельсон.

— Обратитесь к генерал-поручику Щербатову напрямую, — ответил Самохин. — Формально, это не будет нарушением, ведь князь Голицын, вроде бы, наш временный командир.

— И я, опять же, вроде бы, и не обращаюсь через голову князя, — произнёс Михельсон. — Das ist ein vernЭnftiger Vorschlag, — задумавшись, он перешёл на язык предков. — Адъютант, кто-нибудь, бумагу, перо, чернила.

— И скатерть смените на чистую, — обратился рассудительный Брюсов к буфетчику офицерского собрания.

Когда эти требования были выполнены, премьер-майор принялся писать рапорт генерал-поручику Щербатову. Составив его «начерно» и, отдав бумагу адъютанту для оформления «чистового» варианта, Михельсон обратился к Самохину:

— Junger Herr, — сказал он, — вы, кажется, обращались ко мне с некоторой просьбой. Я посчитал вас, поручик, взбалмошным и неумным человеком. Однако сейчас вы оправдали себя в моих глазах. Вы претендовали на вакансию командира четвёртого эскадрона. Вы, как я вижу, офицер толковый и с фантазией, посмотрим, как покажете себя командиром эскадрона. Сергей, — снова обратился он к адъютанту, молодому прапорщику, племяннику Семёна Брюсова, — подайте мне ещё лист бумаги.

— Как бы нам всем не пожалеть об этом, — тихо, так тихо, что услышали его только за нашим столом, произнёс Коренин. — Теперь, — сказал он уже громче, — надо подумать, кого поставить на второй взвод, вместо Самохина. У вас, господа офицеры, есть кандидатуры из унтеров.

— Надо у самого Самохина спросить, — пожал плечами я. — Как-никак, а взвод-то его.

— С Самохиным мы поговорим, — холодно кивнул Коренин, — обязательно поговорим. Но остальных командиров взводов прошу представить список унтеров, которых можно было поставить командовать взводом.

В итоге командиром взвода поставили подпоручика Ипполитова, исполнявшего во взводе Самохина обязанности старшего унтера. Это был застенчивый юноша, которого я знал не слишком хорошо. В собрании он держался скромно и не любил лишнего внимания к своей персоне. К тому же, Ипполитов не воевал вместе с нами против Барской конфедерации, его прислали уже после победы, так что многие держались ним несколько снисходительно, и это ему, наверняка, не нравилось.

Не прошло и трёх дней, как весь наш корпус к вящему неудовольствию князя Голицына, выступил на соединение с бригадой генерал-майора Мансурова. Мансуров незадолго до того взял несколько крепостей и разбил пугачёвцев у Иртецкого форпоста, однако потери его были достаточно велики, и ему срочно требовались подкрепления. Этим подкреплением и стал на корпус. Мы выдвинулись скорым маршем к Илецкому городку, стояли на временном отдыхе полки Мансурова. После соединения мы должны были выступить к одному из оплотов пугачёвщины — Яицкому городку.

Марш был, конечно, скорый, но не та безумная гонка, как к Сакмарскому городку, и после неё показался лёгкой прогулкой. Лошадей не гнали, даже на заводных редко пересаживались, ночевали по-людски, в придорожных трактирах, да и ночёвок было всего две. Перед первой нас вызвал к себе Коренин, недавно вернувшийся от Михельсона, и объявил: