Звезда и шпага

– Вот потому нас казаки и били поначалу, – заметил подъехавший к нам Коренин, – что каждый офицер, что хочет, то и воротит. А воевать некому.

– Я, по-вашему, господин ротмистр, не воюю? – опасным голосом поинтересовался Самохин.

– Ваш вызов я уже давно принял, – ледяным тоном ответил Коренин, – с условием, что драться будем после войны.

– Я это помню, господин ротмистр. Очень хорошо помню.

– Похоже, поторопился я, говоря, что могу оставить на вас с Самохиным эскадрон, – как бы самому себе произнёс Коренин. – Тут надо подумать, хорошо подумать.

Этот разговор испортил мне настроение, поднявшееся после столь удачной боевой операции.

По возвращении в Уфу отдохнуть нам дали недолго. Нашему полку, а также сибирским драгунам было приказано окончательно подавить восстание в Уфимской и Исетской губернии. Наш эскадрон носился по уфимским степям, громя отряды башкирских полковников Юлаева. Это оказалось куда проще, чем представлялось вначале. Не смотря на крайнюю многочисленность повстанцев и немалый район, охваченный восстанием, сражаться со слабо вооружёнными отрядами башкир было очень легко. Нередко эти лихие на вид степные конники обращались в бегство, едва завидев наши мундиры, не смотря на численное преимущество вдвое, а то и втрое против нашего. Но самое неприятное ждало нас, когда башкиры перешли к партизанской тактике.

Наш эскадрон въехал в небольшую деревеньку, основное население её составляли ссыльные и беглые. Они боялись глаза поднять на нас, то и дело отводили взгляды, ломали шапки. В общем, вели себя самым непристойно-раболепным образом.

– Такие в глаза не глядят, – говорил мрачный, как туча, Самохин, – а только отвернись, тут же нож в спину всадят.

– Не всадят, – отмахивался поручик Озоровский. – Они же отлично знают, что мы сотрём всю их деревеньку в порошок за одного нашего.

И тут, словно в поддержку слов Самохина из-за крыш низеньких домов деревеньки полетели стрелы. Они «клевали» людей и лошадей, карабинеры падали в грязь, которую месили ногами перепуганные запахом крови лошади. Каторжане же, как будто сговорившись с циничным поручиком, прыгали на крупы позади солдат, действительно, тыча ножами в спины. Один такой вцепился мне в плечо и попытался ударить куда-то под лопатку. Я врезал ему локтем в лицо, скривившись от боли, лезвие ножа прошлось мне по рёбрам. Я продолжал бить врага по лицу, пока он не свалился, успев прежде ещё дважды ткнуть меня ножом. Развернув коня, я выхватил палаш и обрушил его на голову поднимающемуся на ноги каторжанину. Тот рухнул, схватившись за окровавленный лоб.

– Руби их в песи! – закричал ротмистр Коренин. – Ирашин, на правый фланг! Озоровский, на левый! Разгоните башкир!

– Есть! – ответили мы.

– Взвод, за мной! – скомандовал я, и мы помчались к кривым домишкам, раздавая удары палашей направо и налево. – Карабины к бою!

Башкиры, видимо, прятались в сараях, амбарах и ригах, а когда мы втянулись в деревеньку, выехали – и открыли по нам огонь из луков. Они так и стояли на окраине, пуская навесом стрелу за стрелой, не особенно беспокоясь в кого они угодят – в карабинера или каторжанина. Когда мы атаковали их, они хотели по своему обыкновению отъехать на полсотни саженей и обстрелять нас, именно поэтому я и приказал готовить карабины.

– Взвод, залпом! – приказал я, как только все карабинеры мои выехали из-за домов и башкиры, как я и предполагал, обратились в бегство. – Огонь!

Полтора десятка карабинов – именно столько солдат осталось у меня в строю к этому моменту – выплюнули свинцовую смерть в спины башкирам. Некоторые из них попадали с сёдел, а сам треск залпа подстегнул остальных.

– Заряжай! – командую я, засыпая порох в ствол пистолета. Далековато, конечно, для моего короткоствола, но тут важнее звук лишнего выстрела, чем попадание пули. – Огонь!

Нас снова окутало облако пороховой гари. Башкиры рванули ещё быстрей, только подковы засверкали.

– Возвращаемся, – спрятал я пистолет в ольстру. – Палаши вон!

Но когда мы вернулись в деревеньку, там всё было уже кончено. Лишившись поддержки башкир, обстреливающих нас, каторжане долго не смогли противостоять двум взводам карабинеров, быстро опомнившихся от первого шока. Взвод Озоровского также легко разогнал башкир, и он вернулся практически одновременно с нами.

На единственной улочке деревни каторжан валялись несколько десятков трупов людей и лошадей, корчились в грязи раненые. Среди них ходили унтера, понимающие в лекарском деле, поднимая на ноги и сажая в сёдла тех, кого могли. Другие выносили убитых карабинеров и следили за группой каторжан, что таскали убитых товарищей и копали могилы.

В пылу битвы я успел позабыть о ранах, нанесённых мне каторжанином в самом начале, и потому был весьма удивлён проявленному ко мне повышенному вниманию фельдшеров.

– Дык, вашбродь, у вас же весь мундир на спине и боках в крови, – развёл руками унтер Сергеев.

Я провёл ладонью по начавшему побаливать боку, пальцы были в крови.

– Перевязывай поверх мундира, – приказал я, спрыгивая с седла. – В расположении лечением займутся.