Звезда и шпага

– С ними, – махнул рукой в сторону казацких старшин Мансуров, – иначе нельзя. Они истребляли дворян в занятых городах. Или вы Оренбург позабыли? Нет, премьер-майор, – генерал-майор выделил тоном звание Михельсона, подчёркивая их разницу, – только жестокость, запомните, только жестокость, и никак иначе. Почему эти казаки ещё не связаны? – обратился он ледяным тоном к своему адъютанту. – Или вы плохо слышали мой приказ?

Казацких старшин повязали и бросили в обоз, словно ещё один трофей, и армия продолжила движение.

Ворота Яицкого городка были открыты настежь. Нас встречали как родных. Ещё одна делегация казаков, несколько недоумевающих из-за того, что их старшин нет среди въезжающих в городок. Этих вязать не стали, Мансуров просто велел депутации расходиться по домам.

– Нечего тут торчать, – заявил он. – Хлебосолы выискались.

Первым делом мы направились в ретраншемент Михайло-Архангельского собора, где с конца прошлого года держали оборону гарнизонные войска подполковника Симонова и казаки, на самом деле оставшиеся верными. Никогда не забыть мне измождённые лица солдат и офицеров, выходящих из ретраншемента, в грязных зелёных мундирах, с чёрными следами пороха на коже, многие были перевязаны, некоторых, буквально, выносили на руках.

– Ваше превосходительство, – вытянулся во фрунт перед Мансуровым подполковник Симонов, из-под не раз простреленной треуголки виднелась белая повязка, – разрешите доложить. Гарнизон вёл оборонительные бои в ретраншементе Михайло-Архангельского собора. Потери…

– Довольно, подполковник, – остановил его Мансуров. – Ваш доклад излишен. Ваши дела говорят о вас лучше всяких слов. А теперь можете быть свободны.

– Есть, – козырнул Симонов и, чётко, как на параде, развернувшись, ушёл к своим солдатам.

– Быть может, стоит проследить за ними, ваше превосходительство, – сказал Мансурову Михельсон. – Ведь не исключены зверства.

– Если и так, премьер-майор, – отмахнулся Мансуров, – пусть отведут душу. Они почти полгода проторчали, осаждаемые этими инсургентами, и заслужили право на некоторые, как вы выразились, зверства.

– Ваше превосходительство, das ist unvorstellbar! – вскричал Михельсон.

– Вполне мыслимо, премьер-майор, – усмехнулся Мансуров. – В наших условиях очень даже мыслимо. Я ведь уже говорил вам насчёт жестокости, вы, наверное, забыли мои слова. А, вообще-то, странно. Мне о вас отзывались, как о человеке жёстком и, в некотором смысле, бескомпромиссном. Я удивлён.

Отвечать ему наш командир не стал.

Глава 7.

Комбриг Кутасов.

Армия выступила из Авзяно-Петровского завода первого мая. Комбриг никогда не видел проводов солдат на войну, лишь читал о них в книгах. Колонна солдат рабочих батальонов выходила из заводского посёлка – по сути, большой деревни – их окружали толпы женщин: жёны, матери, сёстры и просто подруги. И все они высматривали среди уходящих солдат своих родных и близких, шагали рядом с колоннами, протягивая завёрнутую в платки еду, кричали им что-то и просто махали руками.

– Батальон, – вскричал старший политрук Кондаков, – равнение налево! – И тут же весь батальон поворачивает головы, и солдаты уже без команды отдают честь женщинам, провожающим их.

За оградой рабочего посёлка казацкая кавалерия готовилась к выступлению. Перед рядами казаков, также, по приказу Пугачёва, не смотря на все протесты, переодетых в новую униформу, гарцевал есаул Забелин. Этот молодой ещё человек рано продвинулся в иерархии казачьего войска, благодаря храбрости, переходящей в бесшабашную отвагу, и уму. Он целиком и полностью перешёл на сторону новой власти и быстро проникся идеями марксизма-ленинизма. По настоянию Омелина он, кроме командирских курсов, посещал ещё и лекции для комиссаров, правда, только самые основные. И сейчас можно было видеть результаты этой работы.

– Казаки! – надсаживал глотку Забелин, так что слышали казаки соседних сотен. – Орлы Революции! – Довольно давно восстание было «переименовано» комиссарами в Революцию, просто Революцию без каких-либо добавлений. – Враг наш силён! У него есть пушки! Ружья! Тысячи солдат! Но всё это есть и нас! Так чего же не хватает им, нашим врагам! Нашей, революционной, решимости! Решимости идти до конца! Умереть, погибнуть, но не сдаться! Драться до последней капли нашей, красной, революционной, крови! Наши враги бегут с поля боя! Переходят на нашу сторону! Их генералы трясутся от одного слова о солдатах «нового строя»! И мы заставим их бежать до самого Петербурга!

Он замолчал, перевести дух, Кутасов заметил как красно его лицо и как катятся по нему крупные капли пота. Комиссар Омелин махнул рукой и полковой оркестр, перешедший на сторону восставших в полном составе после разгрома генерала Кара, грянул «Прощание славянки». И под этот марш кавалерия присоединилась к пехоте.