Звезда Любви

Дарья не знала, сколько просидела так в одиночестве, уставившись в одну точку, из состояния ступора ее вывел голос матери:

— А что, Сергей Александрович уже ушел? — поинтересовалась Ангелина Леонтьевна, вплывая в комнату.

— Да, маменька. Граф Левашов уже ушел.

— О чем Вы говорили? — поинтересовалась madam Балашова.

— Сергей Александрович сделал мне предложение, — безжизненно отозвалась Долли.

— Но это же замечательно! А ты хотела уехать до конца сезона, — обрадовалась Ангелина Леонтьевна.

— Да, маменька, замечательно, — вздохнула Даша, поднимаясь с кресла.

— Не вижу радости на лице, — заметила madam Балашова.

— Я рада, очень рада, — добавила она, — вечером мы с Сергеем Александровичем идем в театр.

— Все так неожиданно, так быстро. Мне казалось, что он тебе нравится? — внимательно вглядываясь в лицо дочери, поинтересовалась Ангелина Леонтьевна.

— Нравится, — грустно улыбнулась Долли. — Вам не стоит беспокоиться. Сергей Александрович желает обвенчаться на Красную горку.

— Прекрасная новость. Хотя времени на подготовку к свадьбе остается совсем немного, — заметила Балашова-старшая, мысленно уже прикидывая перечень первоочередных дел.

Глава 36

После того, как в Закревском тихо отметили девять дней со дня кончины Василия Андреевича, чета Шеховских собралась в дальнюю поездку в столицу. Николенька, уже бывавший в далеких путешествиях, поездки в столицу ждал с нетерпением, свойственным всем маленьким детям. Казалось, только он один и был рад этому путешествию, сулившему пытливому юному уму новые открытия и впечатления. Жюли, несмотря на все уверения супруга, что уж теперь-то все непременно будет хорошо, не покидала тревога. Можно было только гадать, как в столичном свете встретят невесть откуда взявшуюся княгиню Шеховскую, и что придумают в своем желании позлословить на счет ближнего праздные умы о причинах ее отсутствия в продолжение столь длительного времени.

Это путешествие чем-то напомнило ей их первое совместное путешествие в столицу после весьма скромной свадебной церемонии в Ильинском более пяти лет тому назад. Так же, как и тогда, ее терзали дурные предчувствия и мучительные сомнения, но эти две недели, проведенные бок о бок с супругом, ночи в его объятьях, она никогда бы не променяла на размеренный уклад своей прошлой жизни в Закревском. Будь что будет, лишь бы только он был рядом, лишь бы слышать его голос наяву, а не во сне, иметь возможность касаться его, видеть его глаза, наблюдать, как улыбается он всякий раз, когда слышит адресованное ему "papa", и с каким вниманием прислушивается к каждому слову Николки.

Павел не сразу решился заговорить с ней о том, что согласно всем официальным бумагам княгини Шеховской вот уже более трех лет нет в живых, но чем ближе была столица, тем больше крепла в нем убежденность, что лучше ей будет узнать об этом до того, как они появятся на пороге особняка на Сергиевской. Это известие повергло Жюли в такой ужас, что оправиться от него она смогла не сразу. Мысль о том, кто же та несчастная, что похоронена под ее именем на семейном кладбище в Павлово, не давала ей покоя. Ведь скорбел же кто-то об этой утрате, ничего не зная о судьбе своей возлюбленной, дочери, сестры?

Несмотря на то, что Павел написал подробнейшее письмо отцу, в котором предупредил родителей о грядущих событиях в их семье, однако не был ни в чем уверен, припоминая, сколько времени пролежало в его саквояже непрочитанным письмо, написанное ему Левашовым. Кто может поручиться в том, что его письмо дошло до столицы, что отец прочел его, и их появления в Петербурге ожидают, и оно не станет подобно грому среди ясного неба?

Поздним февральским вечером напротив роскошного особняка на Сергиевской остановился дорожный экипаж и крытый возок. Николка, до того мирно дремавший на коленях Павла, проснулся из-за поднявшейся вокруг суматохи, протер заспанные глаза и, обхватив руками шею отца, спрятал лицо на его плече. Выбравшись из экипажа с сыном на руках, Павел подал руку жене, когда двери особняка распахнулись, и навстречу уставшим путникам выбежала прислуга. Жюли застыла на ступенях, отрешенно взирая на суету, поднятую вокруг их багажа.

— Идемте же, ma cherie, — обратился Поль к супруге. — Первый шаг всегда самый трудный.

Войдя в просторный вестибюль, Павел улыбнулся сыну.

— Ну, вот мы и дома, — обратился он к мальчику, осторожно ставя его на пол.

Ники уцепился за полу отцовской шинели и с любопытством оглядывал огромный холл особняка. Жюли, остановившись за спиной супруга, замерла в нерешительности — одному Богу известно, чего ей ждать от встречи с родственниками. Заметив ее волнение, Павел привлек ее к себе, слегка обняв за плечи и коснулся быстрым поцелуем дрожащих губ.

— Здесь тебе нечего бояться, — прошептал он, заглянув в ее испуганные глаза. — Никто не посмеет обидеть мою жену, даже мой отец, — высказал он ее самые потаенные страхи.