Звезда на излом

Кажется, Эарендиль был готов сопроводить гостя и дальше, но Руссандол его опередил — короткой благодарностью дал понять, что поедет один.

Мальчишка смотрел прямо в глаза внимательно и с той самой надеждой, которую, по разумению Руссандола, в такие времена стоило бы выдергивать с корнем. Словно искал брешь в доспехах Судьбы.

«Но я, Моргот побери, и не садовник, чтобы корни рвать».

— Мне нечего тебе ответить сейчас, внук Тургона. Не знаю, — повторил он. Развернул коня и двинулся прочь от светлого деревянного города, глаза бы на него не глядели.

Оруженосец Халлан догнал своего князя. Молча. Повезло с мальчишкой, взятым с собой только чтобы не злить попусту иатрим и не подвергать опасности своих верных. Может, вправду оставить при себе?

…Поднявшись на склон речной долины за последним рукавом Сириона, Руссандол спешился, отослал парня к остальным и лег в траву. Стащил перчатку — ожог снова болел. Солнце клонилось к западу, и он следил за его движением, а потом за туманом, который вечером начал подниматься над водой. Весенние заливные поля жемчужных зерен виделись отсюда как мутноватое зеркало, множащее вечерние золотые отсветы.

Еще один всадник нарушил шумом и топотом коня вечернюю тишину. Спешился неподалеку, подошел размашистым шагом.

— Руку перевязывать надо? — спросил Макалаурэ. — Халлан заметил неладное и пришел ко мне. Рассказывай.

— Подожди, — сказал Старший.

Солнце коснулось морской глади между куполами холмов по ту сторону долины. Сумерки наливались алым, туман сгущался. Макалаурэ подумал, сел рядом, положил руку брату на плечо.

Бело-золотая теплая звезда зажглась над крышами Сириомбара, настолько яркая, что кусты и деревья отбросили прозрачные тени.

Макалаурэ ахнул.

Свет заполнил долину как вода — чашу, пронизывая туман. Поля отразили этот свет, как смогли, отбрасывая блики на городские стены и даже на склоны холмов. Отвести взгляд казалось невозможно, как невозможно перестать пить, страдая от жажды…

— Они сошли с ума или я? — спросил Макалаурэ много времени спустя, когда уже совсем сгустилась ночь. — Я едва верю глазам.

Руссандол протянул ему обожженную ладонь.

— Лучше бы я сошел с ума, — сказал он. — Я прикоснулся к нему. И вот его ответ.

Кажется, брат перестал дышать на несколько мгновений.

А затем звезда шевельнулась едва заметно и канула вниз. Волшебное свечение ушло, сосредоточившись среди домов, оставшись отблесками на высоких крышах.

Грудь словно стянуло цепью и сдавило, внезапно и резко. С трудом Руссандол втянул воздух и судорожно закашлялся, борясь за следующий вдох. Все-таки третий раз… Кашель, как и прежде, тянулся долго, выматывая и обессиливая не хуже драки.

Макалаурэ терпеливо ждал. Потом протянул свою флягу с вином на травах.

— А вот теперь говори, — велел он.

Часть 3. Рубеж Амон-Эреб. 1

Три года спустя

Дождь стучал по крышам и ставням, превращал площадку для учебных боёв в сущее болото. В этот раз после урока борьбы без оружия все участники покрылись грязью и мокрыми опилками, так, что адана от эльда трудно стало отличить. Поеживаясь, все разбежались чиститься и мыться, и только оставшись в одиночестве, Руссандол взялся за меч.

Сделал несколько взмахов, нанес удары по чучелу в орочьих доспехах, по деревянным болванам. Разошелся, нанося удары все быстрее и быстрее... Остановился. Выругался.

Повторил ещё раз. И ещё. Злясь с каждым разом всё больше.

Вбросил меч в ножны, вылил на себя три ведра воды из колодца, не снимая кожаной перчатки с левой руки, и стремительно поднялся к себе - как был, мокрым насквозь.

Первым делом он протер и высушил стальную руку, оберегая неповторимую работу Куруфина, и меч, и лишь после того вытерся сам и переоделся. И уже последним - снял перчатку с левой руки.

На стол закапало.

Пальцы вновь сочились из-под повязок кровью и сукровицей, словно прошло не три года, а меньше трёх дней с тех пор, как он коснулся отцовского Камня. Он привык терпеть боль, но меч теперь лежал в руке иначе, и движения невольно замедлялись, да ещё постоянно требовали чистки перчатки.

Младшие не спрашивают о его причуде с перчаткой, и то хорошо. Младшие злятся на него за то, что все ещё не смог заполучить Камень, за то, что молчит и ничего не объясняет, от злости пропадают на охоте, сколько могут — пусть их. Руссандол не собирался им ничего объяснять. Вот только каждый раз, снимая повязки по вечерам и глядя на незаживающий ожог, он невольно видел огромные, обугленные ладони хозяина Ангбанда.

Ожоги не перевязывают для лечения - но когда нужна рука, повязки хоть оберегают ее... И перчатку изнутри отчасти.

Все равно ничего не меняется.

Зажили бесследно раны, полученные в Дориате. Сошли уже шрамы, принесенные из Битвы Бессчетных Слез. Давным-давно сошла даже большая часть шрамов из Ангбанда, кроме самых злых и глубоких. Но, кажется, пройдет ещё пятьсот лет — и этот ожог все так же будет сочиться кровью и слизью, как сочились ею Морготовы лапищи.