Звезда на излом

Кормила, обмывала дочерей, пеленала, полулёжа, чтобы занять руки, шила для них одежки вместо брошенных при бегстве — и плакала.

В этот раз Элуред сделал то, что ему давно хотелось сделать. Он сел рядом и заплакал вместе с ней. И сидел долго-долго, пока не склонилось снова солнце, глаза не сделались сухими и красными, а на душе не стало пусто до звона.

— Спасибо, — прошептала Гвирит. — Я совсем глупая, да, что не могу перестать?

— Это кто тебе сказал? — Элуред так возмутился, что даже плакать расхотелось.

— Это неважно…

— В следующий раз, — сказал оставшийся сын Диора, — возьми грязную пеленку и тресни это неважно по лицу, если оно слов не понимает. К твоим братьям я тоже доберусь потом. Объясню, кому тут нельзя плакать, а кому можно! И запомни, сестрёнка, они тебе не указ. Я предупрежу лекарей и служителей не пускать никого лишнего к тебе.

Он не решился ее обнять, но сжал руку Гвирит.

— Какой ни есть, а я здесь старший из нас, беглецов. Никто из твоей родни не указ ни тебе, ни мне. И тебе я это буду напоминать, сколько потребуется. Словом, бери грязную пеленку и гони их, пусть катятся в болото! В другой раз посылай сразу ко мне и закрывай двери.

Гвирит храбро хлюпнула носом, соглашаясь.

— Рэдо, тебе лежать надо… — Вздохнула она.

— А это уже мне решать, — сказал Элуред и бодро поковылял дальше.

Перед дверью в палату Амрода снова себе напомнил, что он здесь старший и лекарь. Не для праздного развлечения идёт туда.

Ну что, взъерошенный Первый Рыжий встретил его прицеливающимся взглядом и вопросом:

— Ты здесь был позавчера?

— Я.

— Ты какого драуга в мою голову полез, наглец?

Хорошее приветствие, Элуред даже растерялся.

— В голову я тебе не лез, — он уже привычно подошёл по стенке и присел на тот же табурет. — Это, знаешь ли, невозможно. Я пришел только туда, куда ты звал. Сам наглец.

— Я тебя не звал!

— Ты звал брата.

— И что?

— Я же тебя слышал все время. Сверху и через четыре палаты. — О том, что вблизи Амрода слышали все, кроме немолодых служителей-атани, он решил не упоминать.

— Почему ты?

— Потому что мой брат-близнец Элурин тоже погиб в Сириомбаре. Вместе с отцом. Я не мог даже перестать тебя слышать. Я пытался.

— И что теперь будешь делать? — Амрод сверлил его взглядом.

Элуред только фыркнул, чувствуя себя очень нелепо на этом допросе.

— Я, знаешь ли, теперь старший в этом приюте безумных. На мне девочка-вдова брата, которая родила сестёр-близнецов прямо на корабле по пути на Балар, да все иатрим и все сириомбарские хадоринги с беорингами. И потом мне идти и надирать уши родне невестки, которые посмели ей указывать поперек меня. А я целитель, раненых и обожженных здесь столько, что лекарей не хватает. Больше всего хочется поплакать побольше в кого-то старшего и умного, но я боюсь, Эрейнион и Корабел меня не поймут, а старшая лекарка Маурвен, сам понимаешь, сейчас сильно занята…

— Сестер-близнецов? — кажется, Амрод из этой беспокойной болтовни разобрал только одно, зато безошибочно. — Девочки близнецы тоже бывают?

— Теперь бывают.

«Что мы тут несём, а?..»

Они помолчали неловко — мрачный рыжий нолдо и растерянный темноволосый эльфинит.

— Что было в Гавани Сириона? — наконец спросил Амрод. — Со мной здесь почти не говорят.

— Разгром. Балрог и туча орков. Все, кого отсылали, смогли отплыть, но очень многие погибли, защищая их. Если бы не вы, нас взяли бы с наскока и перерезали вовсе… В дальней части города огнем отрезало несколько сотен воинов и твоего брата Маглора. Про них ничего не слышно до сих пор. Прошло почти шесть дней.

— Он жив, — отрезал Амрод. — Макалаурэ жив и цел, я уверен. Кто-то из наших ещё здесь есть?

— Десятка два, почти все тяжело ранены.

— Счастливец, — бросил Амрод с горечью. — Ты нужен и полезен. Мое дело бить вражьих тварей и только…

— Прямо сейчас я могу только выплакаться вволю и помогать лекарям, порой только советами. Первое и тебе советую.

— Засунь этот совет знаешь куда?

— Ты брату нужен.

— Для Макалаурэ я сейчас обуза.

— Что?

Элуред хлопнул глазами.

— Что? — эхом переспросил Амрод, не понимая.

— Брату. — Повторил медленно Элуред. — Твоему Старшему. Он тоже здесь. Что, тебе и это не сказали?

Даже у левой руки Амрода, даже сейчас, была хорошая хватка, надо сказать. Вцепился в ворот, дернул к себе.

— Говори!!!

— Не ори мне в ухо, — у Элуреда, хоть тресни, получалось говорить с Феанариони и убийцей только так, как он говорил с братом, и никак иначе. — Горло не напрягай, рана откроется, пропадут наши труды. Вот же молчуны, катран их укуси! Он всего через две стены от тебя.

— Я его не слышу! Совсем! Если ты лжешь… Тебя придушить мало!

Глаза Амрода, только что потухшие и отстраненные, горели теперь не хуже маяка.

— И не плюйся, — сказал ему Элуред. — Он очень тяжел и в себя не приходит. Рядом все время кто-то есть и зовёт его. Про него рассказывают вообще неслыханное — что он убил балрога, погнавшегося за Эльвинг, а потом порубил целый отряд орков в одиночку, прорываясь к гавани. Когда его принесли, он был весь в ожогах и в торчащих орочьих стрелах.

— А Карнистир?

— Карантир… погиб, отступая в гавань среди последних.