Звезда надежды

— Значит, увы! — засмеялся Тимирязев. — Придется нам ознакомиться с теми достопримечательностями, которые не требуют тугого кошелька.

Рылеев с Тимирязевым поселились в одной гостинице. Они разработали план ознакомления с Парижем, в который включили посещение театра, музеев, осмотр памятников и замечательных зданий.

— Можно еще посетить мадам Ленорман, — сказал Тимирязев.

— А чем она замечательна? — спросил Рылеев.

— Разве вы про нее не слышали?

— Нет.

— О, это замечательная личность. Она — прорицательница. Наполеон изгнал ее из Франции в восьмом году за то, что она предсказала его падение и реставрацию Бурбонов. Теперь она возвратилась в Париж, и многие ходят к ней, чтобы узнать свою судьбу. Говорят, император Александр тоже встречался с ней.

— Что ж, может, с посещения мадам Ленорман и начнем?

На следующий день, узнав в гостинице адрес знаменитой гадалки, Рылеев и Тимирязев направились к ней.

Ленорман было за сорок лет, худая, в темной шали, накинутой на плечи, она была похожа на какую-то зловещую птицу.

При виде русских офицеров она не выразила никакого удивления, уже привыкнув к таким посещениям.

Глядя на руку Тимирязева, она говорила о скором возвращении домой, счастливой женитьбе, встрече с родителями, небольшом, но достаточном состоянии, которое ожидает его.

Потом протянул руку Рылеев.

Гадалка взглянула на нее и с ужасом оттолкнула, быстро сказав:

— Нет, нет! Вам гадать я не буду.

— Почему?

— Нет, нет!

— Не бойтесь предсказать мне несчастье. Если я буду знать о нем, то постараюсь к нему приготовиться. Очень прошу вас, мадам, откройте мне мое будущее.

Ленорман колебалась. Но Рылеев решительно протянул к ней руку.

Гадалка долго вглядывалась в испещрявшие ладонь линии, потом тихо проговорила:

— Вы умрете насильственной смертью.

— Я погибну на войне?

— Нет.

— Убьют на дуэли?

— Нет, нет, гораздо ужаснее. Не спрашивайте меня более, я вам больше ничего не скажу.

Рылеев принужденно засмеялся:

— Я — воин; мне ли бояться смерти, какова бы она ни была.

Однако выйдя из полутемной квартиры мадам Ленорман на улицу, залитую солнцем и заполненную народом, Рылеев словно очнулся. Тьма квартиры, сама Ленорман, ее невнятное бормотанье показались ему каким-то кошмарным, неправдоподобным сном. Тревога постепенно уходила из его сердца и совсем рассеялась, вытесненная впечатлениями следующих дней.

Еще только собираясь в Париж, Рылеев решил вести записки и, очутившись в нем, точно исполнял свое намерение. По утрам, до того как они с Тимирязевым отправлялись на осмотр достопримечательностей, и вечером, вернувшись в гостиницу, он раскрывал тетрадь и делал записи. Своим записям Рылеев придал форму писем к другу.

«Письмо третие

Г. Париж. 18 сентября 1815 года.

Сегодня день моего рождения; прошлого года провел я оный в Дрездене — и мог ли воображать тогда через год праздновать его в Париже! Вот, друг мой, каковы нынешние обстоятельства! Сегодня здесь, а завтра — бог весть! Помнишь ли, как мы читали Исторические описания славных деяний Рима и Древней Греции? «Это басни!» — восклицал ты часто. Сообрази теперешние случаи с тогдашними, и ты увидишь, что происшествия наших времен более достойны удивления, более невероятны, нежели все до оных в мире случившиеся — и ежели мы не верим чрезвычайным событиям лет протекших, то не знаю, как поверят потомки наши происшествиям, которые происходили при глазах наших. И как поверить, что один ничтожный смертный был причиною столь ужаснейших политических переворотов! Как поверить, что в продолжение не более как десяти лет возрождалось и упадало до десяти государств, восстановлялось и низвергалось несколько монархов! И всё по прихотям одного человека! Как наконец поверить, что сей самый человек, неоднократно повелевавший Судьбе, сам подпал под острие косы сей владычицы Мира!..»