Звезда по имени Зоя

— Ну, как сказать! — Саша весь светился от гордости. — И я кое-что поймал! В основном у меня тоже всякие официальные бумаги, и тоже ничего особенного, но! Восемь лет назад Кирсанов снимал дом в Буссоленго у некой Джузеппины Скорсини. Спустя три года Святослав официально удочеряет Анну Марию Скорсини, 13-ти лет от роду!

— Ваууу! — хором вскричали москвичи.

— Это еще не все. В том же году Анна Мария поступает в закрытый католический женский колледж в Бари. И тогда же Кирсанов переезжает в Кастеллуччо. Теперь понятно, какого лешего он поселился в этом городишке! Буссоленго — на севере, от Бари очень далеко, а отсюда — полтора часа максимум. И Анна Мария уже совершеннолетняя! Здесь есть, в чем покопаться!

— Еще бы! Совершенно новый путь в расследовании! Браво, Санька! — Костик потирал руки от энтузиазма.

— Это тоже еще не все! У меня на сладкое документики свеженькие совсем припасены! В них надо еще разбираться, у юристов такая терминология, что без пол-литра не поймешь, но суть сводится к тому, что неделю назад Кирсанов продал свои акции, полученные по наследству, той самой фирмы «Террасана» за более, чем приличную сумму! Дедуля-то вдруг миллионером стал!

— Так, по этому вопросу и я кое-что нашел, — Пауль был очень доволен: следствие начинало приобретать какие-то осмысленные очертания. — В дневнике есть информация…

Его прервал телефонный звонок. Корнецкий сделал знак Саше взять трубку:

— Как обычно — спрашивать много, отвечать мало.

Но это оказался Мартин.

— Привет, Пауль! Ну ты меня озадачил! Неужто Зоечкины друзья объявились?

— За две недели до смерти Святослав говорил другу, что на него вышли важные персоны и это как-то связано с его сестрой. Больше пока ничего.

— Друг — тот самый Русский? — Пошутил Мартин.

— Да. Ты о нем что-то знаешь?

— По советскому периоду его жизни — чист и доверия заслуживает. А вот по итальянскому ничего сказать не могу. Коллеги из Ватиканского отдела намекают на осторожность. Советуют анализировать информацию, помня, что она может интересовать и нас, и ваших местных коллег, и церковников… И нам совсем ни к чему лезть в их разборки… но по Москве к нему претензий нет.

Закончив разговор, Корнецкий потер подбородок:

— Ребята, нам советуют с записями Кирсанова сначала самим разобраться, а потом уже Русского подпускать… Хотя он именно к ним и рвется… Надо какой-то предлог найти, человек-то он вроде бы достойный, только вот на другое ведомство работает…

— Давайте скажем, что разбросанные бумаги забрали на вопрос отпечатков пальцев, а остальные пускай смотрит — они к делу, судя по всему, не имеют отношения. Он же работает, вряд ли сможет здесь долго сидеть. — предложил Костик.

— А еще можно послать его в Бари, к дочери Кирсанова — в католическом колледже он явно больше нас узнает. Только вот почему он нам ничего об этом не сказал?.. — Саша недоуменно покрутил головой.

— Да, это интересно… А давайте его прямо спросим! Мне передали, что в целом он вполне нормальный мужик. Но с дочерью что-то не так — она ведь теперь богатая наследница! Нет, нельзя Руссо одного в Бари посылать! И вообще… Надо нам сначала самим разобраться. Я думал пригласить его переночевать с нами, возможно, лучше за ним приглядеть. И, Саша, нам нужна помощь отдела!

— Сейчас позвоню.

— Попроси узнать все об обстоятельствах усыновления — что там случилось в этом Буссоленго. И еще — что это за фирма «Террасана», кто владелец, капитал — в общем всю стартовую информацию.

— Хорошо, — Саша подошел к телефону.

14. СТЕФАНО СОБИРАЕТ ИНФОРМАЦИЮ

Дон Стефано Руссо (его фамилия действительно переводилась как «русский», в чем он увидел знак Божественного Провидения и еще в семинарии начал изучать русский язык) решительно отправился на поиски. Кастеллуччо деи Саури, расположенный на вершине холма, представлял собой практически три параллельные длинные улицы, средняя из которых была центральной и проходила через площадь, заканчиваясь бельведером над обрывом с великолепным видом на окрестности. На этой же улице находился храм, напротив которого был дом священника. И Стефано первым делом отправился к своему преемнику и приятелю, дону Гвидо, который был полной противоположностью Стефано — тощий и унылый очкарик.

— Слушай, с тобой кто-нибудь говорил о трупе в доме Санто? — спросил он его. Дон Гвидо с подчеркнутым удивлением поднял брови. — Да я не прошу тебя нарушать тайну исповеди! Не говори мне ни кто, ни что сказал — просто кто-нибудь эту тему затрагивал?

— Если ты имеешь ввиду, не признался ли кто-то в убийстве, то, слава Богу, нет.

— Все понял, спасибо. А вне исповеди не сплетничали?

— Ну, как без этого? Я, правда, не особо прислушиваюсь, но, знаешь, в основном народ удивлялся, — дон Гвидо слегка подчеркнул слова «в основном».

— А кто не удивлялся? — сразу насторожившись, спросил дон Стефано.

— Да эта группка «деревенских» теток, которые живут на своих землях и которых привозит на мессу Джерардо, Титела, Кончетта и Паскуалина.

— Спасибо. Ты же знаешь, мы со Святославом старые друзья…