Звезда в тумане (СИ)

— Что же, голубчик, не побежите за своим отеллой? — спросил Эдуард, криво усмехаясь.

Снегирьцов застегнул штаны, а потом с невольным стоном присел на постель:

— Не стоит, пожалуй, юноша взволнован, пусть остынет.

Он покосился на разверстую промежность Эдуарда, оттуда вытекало белое, бедра и живот тоже забрызганы этим. Да, Снегирьцов кончил в тот самый момент, когда Сашенька врезал ему. И сложно было сказать, раскрасил ли знаменательный удар по заднице наступивший как раз экстаз, или же наоборот: ослепительный экстаз был спровоцирован знаменательным ударом. Но Эдурда он оросил чуть не до плеч, выдернув не вовремя, знатный выстрел получился.

Снегирьцов принес влажное полотенце и принялся изничтожать следы своего преступного вожделения на теле калеки. Тот послушно подставлялся и пристально глядел ему в лицо.

— Я пойду к себе, пожалуй, — улыбнулся ему Снегирьцов. — А то явится сейчас еще один отелло, и не избежать мне дуэли… А это будет совершенно некстати.

— Что вы, не беспокойтесь. Петенька не будет в претензии.

— Зря вы так полагаете, — с осуждением покачал головой Снегирьцов.

— Наша привязанность давно не похожа на свежую рану, все затянулось, — цинично ухмыльнулся Эдуард.

— Неправда, — успокоил его Снегирьцов, накрыл одеялом и, зевая, поплелся в гостевую спальню.

Перенесенное волнение все еще будоражило его, отзываясь во всем теле нервным подрагиванием, и томной, тянущей болью… Интересно, скоро ли остынет Сашенька? Он рассеянно улыбнулся, вспоминая себя в том же возрасте. А вдруг и в самом деле не простит? Да нет, не должен…

Во сне он увидел вместо своеобычных непристойностей Сашу, тот был в гимназической форме и с розгой в руке. Сам Снегирьцов же, неизвестно каким образом оказавшийся в своем возрасте в классе, пытался рассказать ему про греческие глаголы и, к своему ужасу, не припоминал ни одного!

***

На следующий день Снегирьцов с изумлением зачел утреннюю прессу с разнообразными скандальными инсинуациями и неаппетитными подробностями.

— Что это, судари?

— Князь Н. мутит воду, — хмыкнул поручик Мухоморенко. — Скользкий тип, полагаю, выйдет сухим. Вот только не понимаю, зачем было слито столько информации прессе, да еще и много истинного.

— Знаете, мой друг, — ответил Снегирьцов, подумав, — это же известный прием современной риторики: ежели скандал неизбежен, то надобно раздуть его до немыслимого и фантастического, и тогда уж приличным людям и думать о нем не захочется, такую оскомину набьет.

— Возможно, — едва слышно заметил Эдуард, под глазом у него темнел синяк.

Снегирьцов решил навестить Галу в клинике, и там был застигнут очередным известием об ее кончине. Только теперь в этом не было никаких сомнений, он стоял перед смертным одром и с ужасом глядел на ее тело. Несчастную поразила страшная болезнь, имеющая, по-видимому, грибковую природу. Какие-то жуткие кожные поражения и паутинная плесень, проросшая чуть ли не насквозь. То, что осталось от бедной женщины, узнать можно было с большим трудом.

— Но как? — спросил он у присутствующего тут же врача. — Как болезнь могла развиться до такой степени в столь малые сроки?

— Новый, изумительно активный штамм, коллега, — отозвался врач с неуместным энтузиазмом. — Хотите посмотреть, с какой скоростью происходит заражение?

Снегирьцов болезненно поморщился, отворачиваясь от застекленного проема. Хоть и оказалась Гала злодейкой, но все жалко ее было.

— А покажите, коллега, — отозвался он с должным прискорбием в голосе. — Надеюсь, вы это не на мне покажете?

Доктор добродушно хохотнул и повел его в лаборатории:

— Вы совершенно правы, непременно нужно полный защитный костюм надеть, новая зараза хоть и передается исключительно при контакте, но предосторожность!

Снегирьцов, обряженный в скафандр, как у гидронавта, с любопытством разглядывал ящик с пораженными паутинным грибком морковками.

— Так изначально это растительный паразит? — изумился он.

— Да! И посмотрите, как необыкновенно он взаимодействует с белковым организмом! — доктор предвкушающе потер ладони, а потом выловил щипчиками одну морковь, да и бросил ее в террариум с белым хомячком. В террариуме, помимо хомячка, плавал кусок тумана.

Несчастное животное забилось было в угол и гневно зацокало, но доктор неумолимо пододвинул морковку к самому его носу, контакт был неизбежен.

— Отвратительно, — с чувством резюмировал Снегирьцов через двадцать минут.

За это время хомячок успел покрыться белым налетом и издохнуть.

— Погодите, дальше интереснее будет, — голос доктора искажался шипением динамиков.

— Какая страшная зараза, — покачал головой Снегирьцов, когда хомячок пророс пушистой плесенью и разложился почти. — Надо немедленно сообщить властям и объявить карантин. Это же похуже бомбы будет, если война.

— Постойте-постойте, вы не знаете еще самого интересного! — доктор схватил очередную морковку и повлек Снегирьцова к следующему террариуму, с серым хомяком, но без тумана.

— Вот, убедитесь в поразительной разнице, — провозгласил доктор с торжеством.

Спустя полчаса серый хомяк продолжал жить как ни в чем не бывало.