Звезда заводской многотиражки 4

— Да я все понимаю, Дарья Ивановна, — смущенно сказала Даша. — Но не буду же я руку и сердце предлагать!

— Ты не сомневайся, Иван парень положительный, у меня на такое глаз наметан! — вещала Дарья Ивановна. — А что до других девок, так это он перебесится, все они кобели такие.

«Обо мне что ли болтают?» — весело подумал я, изобразил ногами громкие шаги и распахнул дверь.

— Добрый вечер, девушки, — широко улыбнулся я. — Чаевничаете? А у меня тут как раз пирожные…

— Ой, да мне уже пора! — Дарья Ивановна торопливо вскочила. На руках ее все еще были бинты, но выглядела она уже вполне неплохо. Даже лучше, чем когда я ее в первый раз увидел. Будто помолодела и лицом просветлела. И платок-чалма на голове, будто она только что из ванны вышла. Тот самый стиль, который ее в будущем прославит. Даша посмотрела на меня искоса, немного смутившись. Даже щеки порозовели. Да, точно обо мне судачили.

— Да ладно, не спешите, Дарья Ивановна! — я ловко поставил на табуретку, которая играла в нашей комнате роль чайного столика, коробочку, покрытую мокрыми пятнами растаявших снежинок. — Пирожные и правда очень вкусные, Феликс другими не угощает. Хотел еще вина купить по дороге, но магазины уже закрыты.

— Эх, молодо-зелено! — всплеснула руками Дарья Ивановна. — Завтра на работу, а он про вино думает!

Но уходить передумала и опустилась на стул обратно. Просидели мы почти до полуночи. Болтали по-соседски, сплетничали. Дарья Ивановна увлеченно рассказывала разные случаи из жизни коммуналки. Про то, как прошлая жиличка в ее комнате любила надолго занимать ванну и придумывала для этого самые разные поводы. То болезнь себе редкую придумает, то истерику устроит. А сама чужой шампунь в воду льет, чтобы в ванне с пеной понежиться. Ну и Томка из первой комнаты однажды решила ее проучить. И вместо шампуня налила во флакон обойного клея с зеленкой. Ругани было на всю квартиру потом…

Тепло получилось. Лампово так. По-семейному. Даша была тихой и задумчивой. То и дело сцепляла пальцы на руках, краснела. Бросала на меня непонятные взгляды. А я смотрел на ее руки и в очередной раз думал, что может и правда, зря я тяну? Дашка отличная девчонка, задорная, остроумная. Любовница прекрасная. Кроме того, мы коллеги. Лучшего компаньона для того, чтобы пережить девяностые, придумать сложно. Может и правда, пойти завтра в ювелирный, выбрать колечко с симпатичным камушком. Купить цветы. Пригласить в ресторан. Ну, красиво сделать, в общем. Чтобы как в кино. Песню в ее честь заказать… Девушки такое любят, даже такие эмансипированные и самостоятельные, как Даша.

Я фыркнул, вспомнив рассказы родителей о правилах личной жизни в эти годы. Мол, нужно сначала два года ухаживать, ходить за ручку и даже не целоваться, и только потом, может быть, девушка согласится. При этом после двадцати девушку начинали тыкать в то, что она старая дева.

Интересно получается. Получается, что ухаживать надо было начинать еще со школы, чтобы вписаться во все эти морально-временные рамки? Или как? Начинаешь с девушкой «ходить» в восемнадцать, водишь в кино, потом уходишь в армию. Девушка верно два года ждет, и эти два года и засчитываются за два года ухаживания?

Я снова фыркнул, чтобы не рассмеяться.

— Вот теперь мне точно уже пора, первый час ночи! — заторопилась Дарья Ивановна. — Очень вкусные пирожные! Где твой Феликс их берет, говоришь?

Даша положила голову мне на плечо и тихонько засопела. А я заснуть не мог долго. Мысли лезли в голову, наскакивая друг на друга и перебивая. Я уже почти представлял себя в кресле главного редактора и обдумывал, что могу поменять в газете, чтобы не пойти в противоход с линией партии и комитета комсомола. Прикидывал, какие медиастили, которые изобретут в будущем, могу применить уже сейчас, а с какими придется чуть-чуть повременить… Потом мысль сворачивала в сторону разговора с Прохором и попыток прикинуть, что за отношения были у Ивана с этим человеком. Очень уж многозначительный у него был взгляд. Не ненависть, конечно, как у Игоря, но, похоже, я его реально здорово достал, пока был настоящим Иваном Мельниковым.

Про Игоря я старался не думать. Очень плохо себе представлял, что бы с ним такое сделать, чтобы раз и навсегда покончить с этой проблемой в своей жизни. Да и в жизни города тоже. Все-таки, на убийство я был откровенно не готов. Надо бы заманить его в какую-нибудь ловушку. Чтобы он, наконец-то, перестал быть невидимкой для советского правосудия. Только вот что за ловушку придумать?

В какой-то момент своих размышлений я провалился в сон. Дернулся, пытаясь пошевелиться, но понял, что не могу. Вокруг меня опять была комната, обитая фанерными листами. За стеклянной стеной за пультом сидел человек в белом халате и массивных роговых очках. Лицом он смутно был похож на Прохора. Что-то загудело, будто за стеной работала центрифуга стиральной машины.

— Эксперимент номер восемьдесят один дробь один, — зазвучал искаженный голос из черной коробочки динамика. — Испытуемый, вы готовы?