Тридцатый год. Июнь у двора.Звенит набат над центром села.Настала сенокоса пора.А тут собранье, – ну и дела!На площадь, где мечеть и Совет,Народ спешит, как войско на сбор.На острых косах блещет рассвет,Из вил и грабель частый забор.В колонны встали сотни подвод.В глазах людей тревожный вопрос:«Зачем опять собрали народНа митинг? Эх, пропал сенокос!»И так всё время в пору работЛюдей морочит сельский актив,Как будто нет важнее забот,Чем языком хлестать коллектив.Поддужный звон заполнил майдан,Всё громче ропот, сердится сход:«Какой указ сейчас будет дан?Вновь на врагов объявят поход?»Ребятки перед входом в СоветСтоят, как перед схваткой в куреш6,Кричат: «Спокойно!» людям в ответ,И тут открылись двери, как брешь.«Товарищи! – хлестнуло майдан, –Приехал к нам товарищ Малов!» –Срывает голос свой Газиззян,Вожак у комсомольцев-орлов.Малов у нас уже побывал(Разливом Шабезсу занесло),Недаром помнят все: стар и мал,Как разорил он наше село.Забрали всё: коров, лошадей,Телеги, сани, землю, зерно.В один колхоз согнали людей,Крестьян-трудяг пустили на дно.Всех, кто покрепче, – на Соловки…В избе Мингаза сел комсомол,Ячейка здесь теперь, мужики…«Сельпролетарцы» – новый помол.В активе – Абузар, Марфуга,А секретарь у них – Газиззян.Шумит ячейка, словно пурга, –Побольше б раскулачить селян!У коновязи ржёт жеребец,Малов на нём в деревню примчал,Намотан недоуздка конецНа почерневший конский причал.«Смотрите! Это сам Турайгыр!Конь Мингаз-бая дом узнаёт!»И ржаньем лошадиный батырХозяина тоскливо зовёт.Но дом не свой: он умер давно,И флаг, как красный саван, на нём.Знать, Турайгыру вновь сужденоСлужить чужому ночью и днём.И тут заголосил Газиззян:«То-ва-ри-щи-и-и!!!» Застыло село…Но был у недоуздка изъян,Он лопнул, и коня понесло!Скакал он по деревне отцов,По милой, по родной стороне,А следом – ржанье ста жеребцовНеслось, как в родовом табуне.Взлетел он птицей под облака,Перескочил подводы легко,Помчал любимый конь кулака,Но улететь не смог далеко.Взрезая воздух, пули свистят,Двойной удар несут удальцу,В момент полжизни конской скостятЗа то, что не привязан к крыльцу.Толчок, – и содрогнулась земля,Ещё толчок, – и мир помертвел,Взметнулись, завертелись поля,И конь, споткнувшись, тихо осел.А на крыльце судили муллуИ муэдзина всем напоказ,На них безбожно лили хулу(Таков «отца народов» наказ).