Звездные часы и драма «Известий»

Называется материал, который прошел бы на ура и в лучшей сегодняшней газете. Это «Умысел» Егора Яковлева, в скором будущем главного редактора «Московских новостей». Совершенно новый конфликт, родившийся на гребне научно-технической революции. Суть его в том, что обиженный на начальство программист Волжского автомобильного завода заложил свою месть в ячейку памяти электронно-вычислительной машины и, уйдя в отпуск, уехав в другой город, остановил завод. До таких невиданных масштабов выросла новая мощь зла — из простого чувства мести один человек оказался способным прервать работу ста тысяч человек, принести заводу огромные убытки.

Ничего близкого к материалу Яковлева по новизне конфликта, журналистскому мастерству в газете нет.

— Да, — говорил Аграновский, — есть темы, из которых при всем желании морали не выжмешь, а с другой стороны, есть темы, где без морального осмысления обходиться нельзя.

Дальше последовал детальный разбор множества публикаций, потом разгорелся большой разговор, который, конечно, не выровнял сразу крылья газете-самолету, но был весьма полезным для всего экипажа. И для тех, кто пишет, и кто редактирует, формирует газетные полосы.

С наступлением новой атмосферы в редакции становилось все более очевидным, что грядут перемены и в руководящем звене газеты. И они произошли. На летучке 28 мая после многолетнего отсутствия появился человек, которого все мы хорошо знали, истосковались по его участию в редакционной жизни. Это был вызванный Толкуновым из Польши Анатолий Друзенко, назначенный членом редколлегии, редактором отдела права и морали. А в крайнем, у входа, кресле скромно сидел человек, которого не видел прежде никто, кроме Льва Николаевича, он его и представил: новый первый заместитель главного редактора «Известий» Николай Иванович Ефимов. Он расскажет о себе сам.

Рассказ был коротким. Пятьдесят один год, родился в Москве, отец и мать рабочие. Сразу после школы поступил на факультет журналистики МГУ. Окончил его в 1955 году, с тех пор работал в АПН. Занимался внутренней и международной тематикой. Десять лет в Лондоне. В последние годы в качестве заместителя председателя правления АПН возглавлял издательство Агентства, затем редакцию газеты «Московские новости».

Среднего роста, симпатичное лицо, приятная естественная речь, хорошо одет. Как обычно и везде водится, народ обменивался впечатлениями о новом начальнике, оно у большинства было благоприятным. Понравился и стиль работы Николая Ивановича. Не вельможный, ровный со всеми, энергичный. Что особенно было ценно для его высокого поста — он оказался восприимчивым к инициативам подчиненных, в чем я вскоре убедился на собственном примере.

Я был в «Известиях» уже двенадцатый год. С учетом предыдущей работы в Ленинграде общий мой газетный стаж составлял почти двадцать лет, и все это время я не покидал службы информации. Познал все прелести репортерства, поездил, полетал по всему Советскому Союзу, был на Северном полюсе и в Антарктиде, в разных странах, о чем только не писал — о пожарах, наводнениях, взрывах, разминировании, трудовом героизме и бандитизме, открытиях, поисках, находках. Дольше засиживаться в этом качестве не хотелось, на командные роли не тянуло (туда не звали и после того как женился). В 82-м мне предложили перейти в отдел соцстран, чтобы там подготовиться к работе собкором в Болгарии или Югославии, и я не отказался.

К моменту прихода Ефимова я между текущими делами занимался поисками какой-то конфликтной истории в экономических отношениях между европейскими социалистическими странами. Меня, как и многих сограждан, удивляло и возмущало, почему нигде и никогда не сообщается, что та или иная соцстрана не поделила чего-то с другой соцстраной или что между ними возникла проблемная ситуация, требующая разбирательства, а может, и судебного разрешения. Все, что писалось в газетах и говорилось в эфире о сотрудничестве в мире социализма, подавалось исключительно как достижения, общие радости, тогда как в реальности случалось все, включая срывы договоров, нарушение соглашений, взаимное недовольство, жалобы, претензии. Но о чем бы таком я не узнавал в чисто доверительном порядке от советских и зарубежных дипломатов, специалистов в разных областях, они категорически не допускали огласки, она могла стоить им карьеры. Над всеми ними нависало архаическое политическое табу: между социалистическими государствами-друзьями нет противоречий, тем более претензий друг к другу.