Звездные ночи

— Мой джайнамаз[65] выше всякого трона!

— О, как верно, великий хан!

Шейбани-хан сел нарочито на самый краешек нежно-коричневого коврика, сотканного из мягкой шерсти верблюжонка.

Когда позволили Султану Али войти, первое, что бросилось ему в глаза, — это смиренная поза грозного хана. Он возвышался на шахнишине, внизу, удобно подогнув ноги под себя, сидели султаны, человек десять, — их одежды были совсем не столь непритязательными, как у их повелителя. Одежда Шейбани-хана была вовсе лишена украшений, а на Султане Али сверкали драгоценности, украшавшие чалму, золотые и жемчужные нити на чапане.

Глаза восемнадцатилетнего мирзы беспокойно перескакивали с предмета на предмет, во всей фигуре, не по годам толстой, округленной, чувствовалось изнеженное бессилие. По советам матери и Абу Юсуфа Аргуна он явился сюда, оставив войско в крепости. Убедился, с какой огромной силой подступил хан к Самарканду, и сейчас трусил отчаянно.

Откуда ему было знать, что Абу Юсуф уже давно вошел в сговор с Шейбани-ханом и по его прямому указанию дал Султану Али совет идти к хану? Сегодня во время полуденной трапезы он изрядно напоил никчемного крепким майнобом[66]

, и теперь стоило Султану Али слегка согнуться в поклоне, ковер поплыл перед его глазами. Мирза качнулся всем своим дородным, округлым телом и, если бы Абу Юсуф не поддержал его, свалился бы прямо на ковер.

Шейбани-хан поднялся, здороваясь с мирзой. Запах майноба ударил в лицо: молокосос был пьян, посмел явиться сюда пьяным! Шейбани-хан знаком велел посадить мирзу ниже ханского сына Тимура Султана и зятя хана Джанибека.

Султан Али был преисполнен почтения к хану.

Поверх красной меховой шапки Шейбани надел белую чалму; одежда под легким, с короткими рукавами чекменем из голубого сукна, застегнутым золотыми пуговицами, была зеленого цвета — цвета пророка, цвета мусульманского знамени. И коврик… «Набожный человек этот степняк», — подумал Султан Али. Но то, что Султану Али, повелителю Самарканда, указали место ниже других, не столь знатных… Вон оно как! И Султан Али намеренно небрежно, на виду у султанов, сел, кое-как скрестив ноги. Сын Шейбани-хана, Тимур Султан, взглянул на соседа с раздражением.

— Мирза, вы хотите стать для нас близким, как сын? — ласково спросил самаркандца Шейбани-хан.

— Мы приглашены вами, воитель-халиф, чтоб заключить мир…

— А ваша высокородная мать разве не прибыла с вами?

— Мать послала меня, — откровенно ответил Султан Али, невольно выдавая истинную меру своей власти.

— Но высокородная намерена была прибыть…

— Э, женщина… что они понимают в делах войны и мира, — Султан Али неуклюже исправил свой промах.

— Нет, вы уж пошлите за ней человека, мирза, — ласково, но так, что не ослушаешься, сказал хан.

Султан Али взглянул на Абу Юсуфа, что примостился на коленях рядом с ним. Тот быстро поднялся и поклонился Шейбани-хану:

— Великий воитель истинной веры, позвольте мне немедля отправиться за Зухрой-бегим.

Шейбани-хан ласково улыбнулся и Абу Юсуфу:

— Из моих лучших скакунов — один ваш, бек.

— Благодарен, о повелитель!

— Бек, возвращайтесь в город, — вскинулся вдруг мирза, — сообщите нашу волю Ходже Яхъе. Если он не прибудет туда, где нахожусь я, Султан Али-мирза, между нами не будет мира.

— Истину произнесли ваши уста, мой амирзода, — несколько снисходительно произнес Абу Юсуф и, спеша выполнить приказы венценосцев, удалился. Шейбани-хан многозначительно оглядел своих султанов.

— Вы пока побеседуйте с мирзой, — повернулся и, выйдя в заднюю дверь, спустился вниз.

Султан Али обвел взглядом лица султанов — они выражали только вражду. Не желая оставаться среди них, мирза поднялся и направился к боковой двери. Тут же вскочил с места один султан из Туркестана, встал на дороге:

— Мирза, вы теперь никуда не уйдете от нас, таков приказ!

Внушительного роста нукер, положив кулачище на рукоять кинжала, вырос у двери. Теперь Султан Али понял, что попался в ловушку. И вмиг отрезвел. Бледный, самаркандец вернулся на прежнее место.

Прошло несколько часов, и вместе с четырьмя рабынями явилась в Баги-майдан Зухра-бегим. Белый шелковый платок, по-особому повязанный на голове, и полукруглое золотое украшение на лбу делали ее похожей на невесту. Цветастый камзол с длинными рукавами, надеваемый женщинами-венценосцами, плотно охватывал полный, но еще гибкий стан. Длинный-длин-ный подол белого атласного платья стелился из-под камзола по полу, его поддерживали с обеих сторон рабыни.

Зухру-бегим провели в зал, обставленный и украшенный намеренно по этому поводу. Гостью заметила старшая жена Шейбани-хана, которой было под пятьдесят.

— Ну и бесстыдница! — зашептала она молодухе, что находилась рядом. — Каково? Стосковалась по мужику, забыла про всякое приличие, вырядилась невестой!.. Подождала бы, пока прибудут свахи, выполнят все честь по чести… Да минует нас такой позор!