Звездные ночи

А потом, смягчая удар, стал заверять, что Бабур, и его мать, и его жена, слабая Айша-бегим (они приехали в Ташкент раньше), — «наши безмерно дорогие гости». Надо всем им, после пережитого, отдохнуть. И развлечься не мешает. Завтра вот, в честь посла Шейбани-хана, будет пиршество, поучаствуйте, дорогой племянник…

Все доводы, приведенные Бабуром, оказались тщетными. Ясно, что Махмуд-хан испытывает страх перед Шейбани, что заискивает перед ним, надеется купить себе спокойствие, соглашаясь с «воителем-халифом». Ох, ошибется дядя, жестоко ошибется!.. Спокойствие, царящее сейчас в Ташкенте, напоминает тишину перед опустошительным ураганом. Надо было увозить мать и жену от его приближения. Куда вот только везти их?

2

Айша-бегим уже два месяца в Ташкенте.

Потеряв ребенка, пережив тягости осады в Самарканде, молодая женщина совсем расхворалась. Сестра Айши, Розня Султан, любимая жена Махмуд-хана, взяла ее во дворец. Лучшие лекари ухаживали за ней, лучшими лекарствами пользовали. В конце концов поставили на ноги Айшу-бегим.

Бабур пришел поблагодарить жену хана за участие. Раньше, чем к жене, пришел со своей признательностью. В разговоре поделился намерением вскоре увезти жену в Ура-Тюбе. Розия, красиво поблескивая живыми темно-карими глазами, будто оправдывая свое прозвище «Каракуз-бегим»[86], всплеснула руками:

— Ой, нет, мой мирза, Айша-бегим совсем измучилась. Мы не отпустим ее куда-то на окраину!

— Что же поделаешь, если и такое предписано вам судьбой, высокородная бегим?

— Извините меня, мирза, но судьба каждого начертана на его собственном лбу.

— Однако у плывущих в одной лодке и судьба общая, разве не так?

— Хороша «одна судьба»… Моей бедной сестре столько страданий выпало… А «одну судьбу» эту вы ей уготовили. Не хватит ли? Из голодающего Самарканда вернулась щепка щепкой. Выздоровела — и снова мытарства, за что такое?

Бабур пришел, заранее готовый вытерпеть все уколы самолюбию. Но этот быстрый переход свояченицы от медовой вежливости к нежданно резким попрекам, как и недавние иронические намеки хана, вывели из себя.

— Бегим, скажите прямо: вам желательно развести меня с сестрой?

— Я не сказала об этом! Но… хватит, пожалуй, мучиться и вам, мирза. Живите у нас в Ташкенте! Постоянно. Спокойно.

«Живи нахлебником. Ну, и веди себя нахлебником. Знай свое место».

— Благодарю вас за предложение! Но позвольте мне самому распорядиться и собой, и женой.

Айше-бегим наедине он пожаловался:

— Говорят, хозяину чапана лучше знать, где висеть чапану. Розия Султан-бегим не больше осведомлена о нас, чем мы сами, и было бы лучше, коли не вмешивалась бы она в нашу с вами жизнь.

— Это я поделилась с сестрой всеми горестями своими, мирза.

— Неужели у мужа и жены не бывает своих тайн? Прежняя робость в жене исчезла. Ответила — как и Розия — неожиданно резко:

— Нечего мне скрывать от родной сестры! И незачем!

Бабуру припомнилось ласково-восхищенное: «О мой великий шах». Теперь жена, подобно дяде хану, вежливо-спесиво обращается к нему — «мирза». Быстро летит время, быстро меняются люди.

— Значит, вам нужней сестра, а не муж? — Бабур хотел сказать что-то насмешливо-едкое. Не получалось:

— Я замужем за вами, мой мирза!

— В таком случае… я увожу вас отсюда. Готовьтесь в путь.

Айшу-бегим взорвало:

— Снова в Ура-Тюбе? Вспомню дорогу туда — меня выворачивает! Эти странствия измотали меня вконец! И вы это знаете, муж мой. Знаете, а продолжаете свое! О, если б здоровой я была в Самарканде, не истерзанной странствиями и погонями… Дочка моя, кровинка моя не умерла бы. Сейчас ей исполнился бы годик, она бы уже топала ножками!

Горе матери неизбывно и свято. Но Айша говорила неправду. Бабур оживил воображением страшный час прощания с младенцем, холодное дыхание смерти, казалось, овеяло его лицо. Спорить? Опровергать?

— От смерти нет исцеленья, бегим, — сурово сказал он. — Пока она человека настигнет, ему не раз улыбнется солнце и не раз на него обрушится горе. Мы молоды, но вдоволь испытали уже и того, и другого. — Голос его помягчел. — Мы доживем до светлых дней, бегим, вот увидите, доживем, и бог осчастливит нас и детьми… А в горькую пору тем более нельзя оставаться друг без друга. Поедем вместе, прошу…

— Я ездила с вами: отсюда — туда, оттуда — сюда, и что же? Помнили вы обо мне в это время, смотрели на меня, мой мирза? Нет! Заботы о государстве, походы, войны… Месяцами не видели меня и — не скучали… А я, ради вас сколько я перетерпела… Может быть, я не достойна вас! Но к чему жена, которую не любят?!

Боже милостивый и всеведущий, истину сказавший, что женщины «вырастают в думах о нарядах и в бестолковых спорах»[87]!.. Ну, да, я бывал равнодушным к своей жене. Но что ей было до моих забот? Знала ли о них она?.. Наверное, и сейчас стремлюсь увезти отсюда ее не потому, что люблю так, что не могу прожить без нее. Но приличествует ли жене жить вдали от мужа?

Бабур привел самому себе еще один довод: нельзя, недостойно оставлять Айшу-бегим в городе, который, он уверен, в скором времени захватит его смертельный враг Шейбани.