После мяса потирал руки, медленно пережевывая вкусное, допивал вино. И здесь ему вспомнилась судьба бронзовой озолоченной люстры, что висит в спальне над его головой, украшенная крупными хрустальными подвесками. «Притягательная вещь», – думалось Педанту, и он задрожал, вспоминая, как однажды ему явно представилось, будто люстра летит ему в голову, в самый разгар дьявольской ночи. И вправду ставил часы, и не мог подолгу загрузиться в сон, размышляя: «Вдруг упадет, и я не успею извернуться?». После превращал все в шутку, что существенно спасало его от волнения. Через мгновение Педант забывался и, успокоившись, наконец, засыпал. Однако ощущенье падения искусно преследовало его фантазию. Раскручивая вымысел, он боялся до того, что видел распивающих водку чертей по поводу своей гибели, загоняя себя в плен лукавого воображения, не мог практично остановиться. Да и в голову не приходило элементарно передвинуть кровать, решив тем самым сложность надуманной им обстановки. Наутро, уверенно шагая патронажем, выливал свой недуг на нижестоящее окружение. Страдали все, и даже он сам нелепо страдал сам от себя. В тишине благородных комнат ползла его сытая, насыщенная книгами фигура, он распорядился так, чтобы локон его головы держался именно на левой стороне. Пальцы же, выполнив несложное задание, неуверенно сложились на груди. Видите ли, удобно им так. Ему вздумалось поразмышлять о колорите, он вспомнил цвет дешевого китайского белья той развязной девахи, что рисует морды, превращая их в лица с точностью и наоборот. В голове вдруг резко вскочило понятие расправы, он потемнел, напряженно проясняя для себя: «Над кем? И в чем ее существенный смысл?».