Звездопад

В этот вечер Мака не пошла в больницу. «Сегодня объявится Бичико, пошлю его», — внушила она себе.

Мака боялась напороться где-нибудь на Тхавадзе.

«Все те же гуси в овраге, и ничего не изменилось… Если в нем сохранилось прежнее упрямство, теперь он на многое способен…»

Джумбер был первый мужчина, который полюбил Маку. Ну и бог с ним! И черт с ним! И ладно! Все давно прошло, как прошло детство, школа, корь. Остался только неприятный осадок от его нечеловеческого упрямства… Чудовище!.. Ни за что не отказался от своих слов. Нет, конечно же, он ничуть не изменился. Все тот же упрямец, идол, кремень! У нее мурашки бегут по спине, когда она вспоминает его взгляд.

«Вроде научился чему-то, дело в жизни нашел, на человека стал похож, но он прав, тысячу раз прав, — он ничуть не изменился».

Мать весь вечер плакалась, умоляла не уходить никуда, дождаться Бичико и обговорить, наконец, все. Она узнала от свойственницы, что натворил ее сын, и теперь твердила одно:

— Если с моим мальчиком что-то случится, я не переживу. Не ходи в больницу. Мы с отцом свое отжили. Надо о Бичико подумать…

Пожалуй, она была права. Теперь положение у Бичико было не лучше, если не хуже, чем у отца, и следовало позаботиться о нем, но Маку и раньше раздражали слова матери: ты женщина, ты улетишь в чужое гнездо, на кого же меня оставишь? На твоего отца я и раньше не могла положиться. Единственный, кто пригреет меня, это мой сын, мой Бичико. А ты… чем я была для своей матери, тем и ты станешь для меня.

— Не слушай ты отца, Мака. Язык не поворачивается сказать, но он не любит твоего брата.

— Не говори так, мама!

— Ну хорошо, хорошо… — пошла на попятную мать. — Молчу. Но ведь он оправился, можно теперь и не оставаться у него.

— Скажи уж, что вообще мне здесь больше нечего делать… — Не хотела Мака говорить этого при свекрови, но вырвалось, возможно, потому, что не надеялась она уговорить брата, не надеялась, что послушается он ее.

— А я что могу, несчастная, глупая баба! Что я могу? И зачем только на свет такая родилась! — зарыдала Ольга, колотя себя в грудь.

— Ольга, перестань! Детьми заклинаю, Ольга!.. — попыталась унять ее Магдана.

Мака видела, что одной ей дела не уладить. Даже муж, будь он здесь, не поможет. Разумеется, он скажет, что Бичико должен жениться, но если Бичико не хочет, он — наглости ему не занимать — тут же кинет в лицо зятю: ты просто боишься, как бы твою двоюродную сестричку не вышвырнули из дому. А Марго для Гено не двоюродная, а ближе, чем родная — сирота, выросшая в их доме. «Дела у Бичико совсем плохи», — сказал Тхавадзе, тем самым давая понять, что без него не обойтись, да и знает он больше других. «Ночевал у своей любовницы…»

— Мака, — Ольга утерла слезы, сложила руки на груди и вздохнула. — Ты вроде знаешь эту девушку?

— Она работает со мной.

— A-а… Ну, так если она порядочная…

Мака смолчала. Сейчас се раздражала даже Мери: почему ничего не сказала? А что, собственно, она могла сказать? Собираюсь влюбиться в твоего брата, и не глупость ли это? Не обманет ли он меня? Или что еще? К тому же Мака однажды пошутила: я уговорю моего сумасшедшего брата похитить тебя. Пустяк, но Мери чувствовала, что она нравится Маке, и, может быть, это в чем-то содействовало ее сближению с Бичико.

— Вот Магдана говорит, что она… — Ольга взглянула на свойственницу, как бы предлагая высказаться.

— Лучшей жены сыну родному не пожелаю! — тут же подхватила Магдана. — Если б у меньшего моего жена хоть наполовину была, как Мери, я б на руках ее носила, слова обидного не сказала бы.

— Не разведенная, — проговорила Ольга, — и пе… — хотела сказать «гулящая», но постеснялась.

— Честная девушка, видит бог! Такими бы честными и чистыми вырасти нашим деткам! — Магдана погладила по головке спящего внука.

Ольга взглянула на дочь:

— Что же делать?

— Мери — достойная девушка.

— Ну к что?

— Не знаю, — Мака не хотела показывать при свекрови, что здесь не все делалось по ее разумению. В этом она винила не только брата, но и мать, и потому раздраженно закончила: — Я улетела из этого дома, я здесь гостья, залетная ласточка…

— Не надо, доченька! Он твой брат, твоя плоть и кровь! Не говори так. Лучше дай знать Гено, пусть приедет. Отца из больницы заберем…

— Телеграмму Гено я уже послала, но не уверена, что он приедет.

— Приедет. Если получит твою телеграмму — непременно приедет! — топом бесспорной убежденности сказала Магдана, давая почувствовать свойственнице, как уважают ее дочь муж и вся мужнина родня.

Мака хотела еще возразить матери, что, в конечном счете, не ей, а любимому сыну решать все, так с ним и обсуждай, ему и внушай, если он, конечно, появится, — но смолчала.

Отговорившись головной болью (голова и в самом деле гудела), она разделась и легла рядом со спящим сыном, бережно прижав к груди его теплое слабое тельце.

Она заснула поздно, и незадолго до пробуждения ей приснился ужасный сон.

В комнате, в которой она сейчас спала, стоял телефон. «Если в деревнях появились телефоны, почему его нет у Гено», — удивлялась Мака.