Звездопад

«Из уважения к невестке он не бранит сына. Мери добрая, она будет ему как дочь. Это обнадеживает, и я больше никогда не приеду в Ианиси.

Надо спешить. Надо убраться отсюда, пока Нуца не вышла с работы на перерыв. Я не знаю, из-за чего стрелялся Тхавадзе…»

Через три дня Мака получила в школе письмо. Она не помнила, чтобы давала кому-нибудь адрес школы и вместе с тем словно ждала чего-то в этом роде, ждала нетерпеливо, но узнавать ничего не хотела. Вчера она попросила Гено не ездить в колхоз: возвращайся пораньше— давно не видела, как ты хозяйничаешь дома; пора виноградник опрыскивать, люблю, когда брызги медного купороса покрывают твое лицо голубыми веснушками.

Вечером Гено вернулся раньше обычного, однако в колхозе он все-таки побывал днем и на скорую руку собрал нужные ему сведения. Это больно задело Маку. Но ночью, лежа на постели рядом с мужем и косясь в темноте на его профиль, она думала о том, что никто не любил ее так сильно, как Гено. Тхавадзе хоть и стрелялся, но не застрелился. Разве так трудно попасть в собственное сердце? Если б он любил меня… он бы не промахнулся. У него свои дела были из рук вон плохи, и он предпочел умереть.

А что Нуца? О чем она пишет? После школы она только раз перед каникулами написала мне в Тбилиси — просила краску для волос. Может быть, ей и сейчас что-нибудь нужно?

Сразу же после прочтения она порвала письмо на кусочки.

«Неблагодарная, отвратительная, честолюбивая… Бедняга! Он не выживет! А я-то уехала, не повидав и даже не спросив, что с ним. Если б Бичико не сказал между прочим: может быть, спасут, — я бы и этого не знала. А причиной самоубийства оказалась я, только я одна. Никогда, никогда ни одной минуты я не была добра к нему».

В субботу она получила зарплату. В воскресенье, когда Гено переоделся в голубые от медного купороса обноски и вскинул на спину тяжелый аппарат для опрыскивания винограда, Мака подошла к нему и сказала:

— Мне приснился ужасный сон, Гено! Я не спокойна — поедем к отцу!

Гено поджал губы и удивленно покачал головой.

— Да, чуть не забыла, — поспешно прибавила Мака, когда Гено, пройдя мимо нее, направился к винограднику. — Я брала у Нуцы денег взаймы, обещала вернуть с зарплаты. Она знает, что сейчас у нас туго с деньгами, и хочу поскорее отдать.

— Надо было послать ей раньше.

— Откуда же раньше?

— Сказала бы мне…

— Сказала бы… Так ты меня и послушался! Тебе даже до моего брата нету дела… Знаю — надоело говорить о нем, но такой он человек, и ничего тут не попишешь…

Перед плетнем, у перелаза, ведущего в виноградник, Гено обернулся и спросил:

— Когда вернешься?

— Если там все в порядке — вечером, а нет, так завтра утром встречай меня на станции… Хотя нет — вечером вернусь, боюсь за Гочу.

Полтора часа Мака прождала автобуса.

«Только бы застать его в живых!»

Какое-то странное чувство овладело ею. Она терзалась, не спала ночей, переживала несчастье Джумбера, но переживала, как рассказанную кем-то историю. Ей нравилось, что какой-то мужчина застрелился из-за любимой женщины, она гордилась тем, что эта женщина — она сама, но не очень страдала; она хотела, чтобы все знали о его поступке, но знали бы вроде нее, понаслышке, что ли…

И сейчас она ехала повидать его, обрадовать, сказать несколько дружеских слов. Но все это казалось выдуманным. Выдуман был и сам Тхавадзе, словно никогда не существовал на свете. А тот чесоточный мальчишка был, был на самом деле! С тех пор прошло много лет, но она видит его и верит, что он ее любит. В существование же этого Тхавадзе она не верит, хотя неделю назад сидела с ним за столом лицом к лицу. Она словно и себя придумала, ту, которую кто-то любил. Потом этот «кто-то» застрелился.

Солнце склонялось к закату, когда она приехала в Ианиси.

«Я не могу пойти в больницу. Зайду к Нуце и, если не застану ее, вернусь назад. Не встретить бы знакомых… Интересно, что скажет Нуца. Может быть, всем уже известно, что несчастье случилось из-за меня».

Но Тхавадзе — тот, который встал под пистолет, — все-таки не был реально существующим лицом, и сама она ходила сейчас по знакомым улицам, как героиня рассказанной кем-то истории: приехала замужняя женщина повидать другого мужчину, влюбленного в нее самоубийцу, чтобы перед смертью он не проклял жизнь, жестоко обошедшуюся с ним, и не завещал людям — никогда не любите!

А Нуца?

Нет, Нуца реальная, во плоти жила в этом городке и работала в почтовом отделении. После развода она поселилась в общежитии железнодорожников и так там и осталась в маленькой комнатенке на первом этаже. Еще в пору замужества Нуцы поговаривали о ее связи с начальником почты. Мака не верила этому. Если она действительно любила другого, развелась бы. Вскоре они действительно разошлись, но начальника к тому времени перевели в другой район. «Жалко девчонку, если из-за него осталась одинокой…»

Мака почувствовала прикосновение мягкой ладони под мышкой.

— Нуца?!

— Да, я. Почему ты так удивилась?

— Как живешь, Нуца? — спросила Мака, чтобы не заговорить сразу о Тхавадзе.

— О чем ты говоришь! — отмахнулась Нуца. — Хорошо, что приехала.