Звездоплаватели (авторский сборник)

— Пришлось бы жалеть, если бы это было действительно глупо. Но все разведчики рискуют жизнью. Это — закон. Разве мало погибло тех, кто плавал на каравеллах Колумба, кораблях Магеллана или Кука, тех, кто исследовал девственные леса, дебри и пустыни… А сколько пропало тех, кто улетал на Луну и остался там навсегда? А ведь это были не такие смелые начинания, как наше… Может, я погибну здесь, но сожалеть не собираюсь, — гордо закончил Антуан.

— Нам нужно было лететь сюда большой группой.

— А для этого пришлось бы отложить полет на долгий срок, чтобы построить несколько звездолетов, искать и деньги и людей, которые бы решились лететь. К тому же, кто знает, было ли лучше, если бы нас вылетело больше? Если на Марсе много таких трехногов, которые захватили Жана, то лететь сюда группой в 20, 30 или 50 человек было бы опаснее, чем двоим или троим. Нужно покориться и выполнять то, зачем нас послали.

День миновал, и нам пришлось заночевать над лесом. Мы опять наблюдали светящиеся создания в воздухе, но на сердце было так тяжело, что не хотелось ни наблюдать, ни исследовать. Мы только еще раз убедились, что в этой эфирной жизни есть свои особенности. Колыхания светящихся волокон напоминали движение толпы на улицах большого города, только безостановочное и сложное. Часто это движение, неизвестно зачем, происходило в одном направлении. Вспыхивали сверкающие огни, изменялся ритм свечения, оно то усиливалось, то уменьшалось, создавая впечатление своеобразного разговора. В некоторых группах можно было предположить единоначалие, в других его не было. Группы складывались из разного числа волокон-прядей — от нескольких до нескольких сот. Этой ночью мы видели громадную «толпу» таких прядей — несколько тысяч. Длина их доходила до 7–8 метров. Они поднимались вверх почти вертикальной колонной. Движения прядей были необычайно быстрые, точно они стремились добраться до звезд. Хотя и тяжело нам было, все же мы полетели вверх за этой толпой. Она поднялась почти на несколько сотен километров. Немного погодя колонна уже не светилась. За ними не оставалось даже искристого следа. Когда они останавливались, то лишь слабо мерцали. Минуло еще полчаса, и вся колония вернулась к поверхности.

— Мы видели, так сказать, форум эфирного мира, — сказал Антуан, когда мы снова опустились над лесом. — Бесспорно, эта форма жизни утонченнее нашей.

— А разве то, что они не замечают нас, не свидетельствует о нашем превосходстве?

— И мы тоже на протяжении всей первоначальной эволюции не замечали микробов, которые тоже уничтожали человечество. Может, ты станешь утверждать, что они, губившие негров, египтян, греков, стояли выше людей, которые их вынашивали, и не догадывались о них?

— Кто знает?

Мы помолчали, а потом направили на лес белых грибов яркие лучи прожекторов, без особой надежды пытаясь найти товарища.

Сначала дежурил Антуан, в то время, как я проспал несколько часов неспокойным сном человека, приговоренного к смерти, с кошмарами и тяжкими видениями.

Была еще ночь, когда очередь дежурить дошла до меня. До самого рассвета я кружил над зловещим лесом. Смертельная тоска объяла меня. Даже если бы Жан не был мне лучшим другом, все равно на этой чужой планете его утрату я бы чувствовал, как непоправимое отторжение части своего существа. Это путешествие по звездным просторам и пребывание на далекой планете в океане бесконечности сделали из нас троих как бы одно существо.

Наконец стало светать, и, как и на Земле в этих широтах сразу же наступил день. Хоть и утратив уже надежду, я все же вглядывался в просветы между огромными грибами и вьющимися растениями… Как же заколотилось мое сердце, когда я увидел Жана.

Он стоял на опушке там же, где и исчез, возле голубых скал. Я направил на него лучи «вызова», и он ответил мне ритмичными сигналами нашего кода. Он сообщил:

— Жив и здоров. Нахожусь среди существ, подобных нам. Мы уже немного понимаем друг друга. Они очень доброжелательны, лучше, чем люди. Они пленили меня, парализовав. Но я не ощутил никакого насилия. Они страшно удивлены и хотят знать, кто мы и откуда появились. Я, в конце концов, рассказал им это.

— Ты не голоден, как с дыханием?

— Что до дыхания, то все хорошо: они оставили мне респиратор. Но мне хочется есть, а особенно пить. Местную воду человеку пить нельзя, и их еду я боюсь употреблять. Они это поняли.

— Ты там на воле?

— Да… И я думаю, что меня отпустят, насколько я их могу понять. Принесите мне воды.

— Сейчас, дружище! Нужно разбудить Антуана. Антуан спал таким же неспокойным сном, как и я, и сразу же вскочил, как только, я его позвал. Он даже остолбенел, увидев нашего Жана на опушке. Я быстро рассказал, в чем дело, а Жан дополнил сигналами.

— Я убедился, что их лучи проходят только сквозь очень тонкие тела — не более 5–6 сантиметров, а пройдя, утрачивают силу. Они не смертельны, а лишь парализуют. На расстоянии 100 метров они едва-едва ощущаются. Знайте это!

— Хорошо, — сказал Антуан, — мы спустим тебе питание.

Мы быстро сделали пакет и опустили его с 200 метров.