Звездоплаватели (авторский сборник)

Тем временем негры, полностью согласные с мнением Сида, вытащили из вьюков оружие и установили на небольшом возвышении пулемет. Сид Гютри зарядил разрывными пулями свое огромное ружье, годившееся для охоты на слонов, и указал Филиппу, какого льва тот должен взять на прицел. Теперь, когда ужас от угрозы неожиданного нападения прошел, мужчины испытывали лишь волнение, естественное перед лицом опасности.

Внимательно следя за поведением выбранной им цели, де Мара задумчиво проговорил:

— Наши медведи и волки — жалкие остатки минувшей эпохи мамонтов и саблезубых тигров. Здесь же мы, пожалуй, значительно ближе к тем древним временам, когда вооруженные дубинами первобытные люди искали защиту от кровожадных хищников за пламенем костров. У нас хотя бы не дубины, а кое-что посерьезнее. Но только представьте себе ту пору, когда человек даже не умел добывать огонь! И, тем не менее, он оказался сильнее самого сильного зверя. Теперь я готов снять шляпу перед нашими пращурами!

Айронкастль кивнул.

— Да, эти мускулистые и ловкие создания заставляли трепетать львов, — согласился он и неожиданно признался: — Наше время кажется мне пресным. Люди как-то измельчали, враждуя между собой из-за амбиций правителей. А я предпочел бы древние времена, когда тяжело добытая победа над смертельной опасностью вызывала чувство подлинного триумфа.

— Только поэтому? — чуть насмешливо спросил молчавший до сих пор сэр Джордж Фаргейм, несколько похожий на своего великого соотечественника, Шелли.

Айронкастль усмехнулся.

— Нет, конечно, — ответил он. — Я тоскую по тому времени, когда люди могли испытывать радость, еще не ведая бремени расплаты. Они не обладали способностью заранее оценивать последствия своих поступков и, следовательно, не отравляли себе жизнь.

— К жизни надо относиться проще, а не думать, что же такое нам заготовила судьба, — возразил Сид. — Зачем терзаться заранее? Тем более, что сильный человек вполне может изменить предопределение рока.

Разговор не мешал Гертону пристально следить за происходившим, и поэтому он первый заметил, как от семейства павианов отделился один из детенышей, вероятно, самый любопытный. К несчастью, это увидел и самец прайда: гигантским прыжком он преодолел расстояние до молодой обезьяны и прижал лапой к земле извивавшееся тельце. В ту же секунду на льва с хриплым ревом ринулся старый павиан. К его рыку присоединился высокий женский голос:

— Спасите малыша! — кричала Мьюриэл, не в силах вынести гибель детеныша.

— Ему больше ничего не угрожает, — успокоил ее Филипп.

Действительно, лев уже выпустил из лап свою добычу и изготовился к встрече с павианом; этим воспользовалась одна из самок обезьяннего семейства, тут же утащившая пострадавшего детеныша в заросли.

Между тем разъяренный павиан напал на льва и сдавил длинными черными руками шею хищника. Тот, не в состоянии дотянуться пастью до обезьяны, принялся отбиваться могучими лапами, нанося глубокие раны изогнутыми как ятаганы когтями. Не обращая внимания на потоки крови, павиан старался вывернуть голову льва, чтобы сломать шейные позвонки, одновременно пытаясь добраться до горла врага своими жуткими клыками.

Огромные звери раскачивались из стороны в сторону, не размыкая своих чудовищных объятий. Жуткое зрелище пугало и завораживало одновременно — вероятно, именно с таким чувством смотрели древние римляне на бои гладиаторов. Похоже, страшный бой загипнотизировал и животных: они застыли неподвижными изваяниями, глядя, как их вожаки уничтожали друг друга.

Но схватка не могла продолжаться вечно. Звери слабели. Лев уже с трудом противился удушающей хватке павиана и удары его лап становились все менее точными. Истекавшему кровью павиану также не удавалось открутить голову мощному льву, но в последнем усилии четырехрукий гигант, наконец, перегрыз глотку хищника, и алая струя, хлынувшая из прокушенной артерии, обагрила землю.

Лапы льва конвульсивно дернулись, черные руки павиана разжались — оба исполина рухнули оземь, подняв мутное облако пепла, и замерли неподвижными глыбами поверженной плоти.

Тогда глаза хищников, потерявших своего вожака, вновь обратились в сторону людей: казалось, они намеревались доделать то, что замыслил глава их прайда. В их взглядах Сиду почудилась смертельная угроза, и он, не мешкая ни секунды, выхватил из костра пылавшую ветвь и метнул ее в сторону львов.

Его примеру последовали негры. Огненные стрелы полетели в хищников, и те — сначала медленно, а потом все быстрее — устремились в спасительные глубины леса.

Гютри облегченно рассмеялся. Гертон, потрясенный, как и все, зрелищем битвы, проговорил:

— На миг мне показалось, что со львом сражается не павиан, а прачеловек, древний обитатель доисторического леса. По-видимому, подобные бои часто оканчивались для него гибелью. Очень жаль, что и наш дальний предок — павиан — пал, хотя и одолел хищника.

— Но он жив, отец! — радостно воскликнула Мьюриэл. — Мне показалось, что он шевельнулся.

— Может быть, взглянем? — предложил сэр Джордж.