К концу четвертого дня, когда лагерь уже практически был свернут, виконт де Мара, долго прислушиваясь к шуму леса, проговорил, обращаясь к Кураму:
— Такое впечатление, что кровожадные твари ушли, наконец, отсюда.
— Это обманчивое впечатление, господин, — возразил старый следопыт. — Они повсюду, но на таком расстоянии, чтобы их не могли ни услышать, ни почуять.
Выход назначили на следующее утро. Пленных решили вести цепочкой, однажды уже успешно примененной Сидом Гютри, а раненого в первом бою — так же как и уже пришедшего в себя, но еще очень слабого павиана — устроить на верблюде в перекинутых через его спину люльках.
Пленные гориллы по-прежнему никак не реагировали на любые попытки объясниться с ними. Неподвижные каменные лица несколько менялись лишь при виде двух человек: могучий Сид вызывал на них неподдельный ужас, а красавица Мьюриэл — чуть ли не молитвенный экстаз.
Павиан заметно выделял среди всех людей Гертона Айронкастля: вероятно, даже в полубреду он понимал, что тот лечит и кормит его. Доброжелательное отношение павиана к людям лишь подчеркивало неимоверную злобу кровожадных горилл, что подтверждало выводы сэра Джорджа о странных путях эволюции последних.
— Пожалуй, его можно приручить, — наблюдая за павианом, которого нарекли Сильвиусом, говорил ученый. — Он вполне способен контактировать с нами, чего не скажешь об этих чудовищах.
Наконец экспедиция тронулась в путь.
Теперь караван шел через лес. Высокие деревья создавали приятный сумрак, а недостаток света мешал развитию мощного подлеска — с его колючими кустами и перепутанными стеблями. Это обстоятельство позволяло обозревать довольно обширное пространство и не создавало затруднений при движении.
— В этом лесу уютно, — заметил Сид, шагавший во главе отряда вместе с сэром Джорджем и Курамом. — Странно, что здесь так мало людей.
— Им мешают коренастые, — проворчал Курам.
— Похоже на то, — согласился Фаргейм. — По пути до старого пожарища мы повстречали несколько разновидностей негритянских племен, что заставляет думать о многочисленности темнокожих жителей страны. А тут такое безлюдье.
Сэр Джордж и Гютри познакомились только в Африке, где известный ученый, о котором восторженно отзывался
Айронкастль, примкнул к экспедиции. Они очень скоро почувствовали взаимную симпатию, хотя по жизненному опыту, по взглядам на науку и религию и даже по темпераменту являли полную противоположность друг другу.
Импульсивный и порывистый, Сид восхищался хладнокровием своего старшего товарища, способного в минуты смертельной опасности не терять головы, проявляя тонкий расчет и несгибаемость воли. Он мог часами слушать рассказы о его богатой приключениями жизни, впитывая словно губка все, чем готов был поделиться ученый с молодым неофитом,
Фаргейма привлекали в Сиде его природный ум, практическая сметка и неустрашимость — странное сочетание трезвого рационализма и безудержной удали. Сэра Джорджа поражало внутреннее чутье Сида, позволявшее давать точную оценку людям и явлениям. Он восхищался открытой добру душой и рыцарственной верностью этого великана, будто сошедшего со страниц романов Вальтера Скотта.
Вот и теперь, шагая впереди отряда в полную опасностей неизвестность, они с удовольствием вели беседу обо всем на свете, не переставая зорко ловить любое колебание в глубинах леса.
Караван двигался уже два дня. Тишину леса нарушали лишь крики попугаев, да шелест травы под легкими копытцами косуль. Путешественники не видели никаких признаков человекообразных — Фаргейм и Гютри решили, что гориллы, наконец, отстали. Даже Курам больше не ощущал их постоянного присутствия.
К полудню третьего дня деревья расступились, и взорам отряда предстала саванна, где островки деревьев и величественные баобабы чередовались с покрытыми травой лугами. Она занимала всю юго-восточную часть видимого пространства, в то время как на западе по-прежнему высилась темная стена леса, лишь кое-где прочерченная узкими полосами просек.
Посовещавшись, путешественники решили идти вдоль кромки леса, поскольку с первых же шагов они почувствовали под ногами зыбкое колебание грунта: саванна встретила непрошеных гостей зыбким болотом.
Его поверхность заманчиво зеленела, словно приглашая к отдыху на мягкой траве, но высившиеся тут и там стебли папируса, увенчанные зонтиками соцветий, и удивительно красивые чаши кувшинок свидетельствовали о том, что под зеленым покровом таятся вязкие глубины. Чуть дальше просматривалась и открытая вода.
— Пожалуй, стоит отдохнуть здесь, на ветерке, — предложил Сид. — Да и перекусить не мешает.