Тело матери начинает светиться фосфорическим светом, который постепенно усиливается на ее груди, где доходит до большой яркости. Тогда она подвешивает спереди к груди нежную повязку, похожую на большой белый цветок, и в ней растет дитя, которое формируется и вырастает.
Питание новорожденных происходит незаметно с помощью выходящего из тела излучения матери.
Мне казалось, что что–то божественное было в рождении и в первых днях жизни этих существ. Во всем этом не было ничего гадкого и грязного, как и в акте любви.
Пока мы проводили наши подготовительные поиски, а на это нужно было больше, чем три месяца, мы могли ближе познакомиться с нашими друзьями.
Их зрение гораздо сложнее нашего, так как они могут видеть инфракрасные и ультрафиолетовые лучи.
Каждая из трех пар глаз воспринимает свой регистр лучей. Та, что помещается выше, воспринимает часть спектра от ярко–желтого до темно–синего, средняя пара – от красного до инфракрасного, а нижняя – от фиолетового и ультрафиолетового до высокой частоты включительно.
Очень развито у них чувство осязания: они воспринимают незначительнейшие колебания земли. Если же приближается кто–то из трехногов или пятиногов, они ощущают это вследствие магнитной индукции. Так же воспринимают они и изменения в атмосфере. Так что отсутствие слуха у них возмещено хорошо…
Все их искусства зрительного характера, но они не статичны, как наша живопись, наше рисование, наша скульптура. Их искусство динамично и ярко, их краски объемнее и изменчивее, чем наши, они играют ту же роль, как у нас – звуки.
Иногда мне казалось, что я вот–вот постигну всю утонченность и красочность их искусства, но, к сожалению, это только казалось.
Тщетны были все мои усилия понять не то что их симфонию, а хотя бы простейшую светящуюся мелодию. Было у меня здесь и увлечение, необычайное и наилучшее в моей жизни.
Случайность на Марсе, так же, как и на Земле, руководит событиями. Мне довелось несколько раз встретиться с той красивой особой, о которой я говорил раньше. А так как она очень интересовалась нашей Землей, то мы старались видеться почаще.
Она быстро освоила наш оптический язык и очень хотела узнать про Землю, откуда мы прилетели, разобраться в тайнах земной жизни.
Я описывал ей жизнь нашей планеты, которая, по ее мнению, была лучше, чем жизнь трехногое уже хотя бы потому, что мы смогли перелететь межзвездную бездну.
Она неутомимо расспрашивала меня и хотела узнать все, а в ее глазах переливалось сияние, и они были наилучшими из наилучших глаз ее подружек. Трудно описать то чувство, которое притягивало меня к ней. Тут были и обожествление, и радость, что открываешь каждый день высшую красоту, и очарование в прямом смысле этого слова. Но очарование, которое охватило мифического Элиана, когда он увидел богинь, и нежность, не сравнимая с какой–либо другой нежностью – ни с нежностью любви, которая казалась невозможной, ни с нежностью приязни, для которой требуется большая духовная родственность, ни с нежностью, которую ощущаешь, когда видишь маленького ребенка – ни с чем нельзя было сравнить то чувство. Да я и не хочу его сравнивать с чем–либо!
Вспоминаю, как мы гуляли с нею в лесу, по берегу озера, по красным полянам. Я жил в каком–то сказочном мире, объятый тем высоким чувством, когда пропадает время, и тебя охватывает беспечная беззаботность ребенка или маленького животного.
Однажды мы долго сидели над озером. Настал вечер, прозрачный вечер на Марсе, где звезды гораздо ярче, чем у нас на вершинах гор.
Грация – так звал я ее – была захвачена описанием чудес нашей Земли, она относилась к ним с какой–то набожностью. Вдруг, в прозрачном воздухе мы увидели таинственное сияние воздушных светящихся созданий.
Некоторое время я смотрел на их удивительные движения, а потом просигнализировал (так как мы еще видели друг друга):
– Вот вам, Грация, доказательство, что Марс гораздо выше Земли.
Она ответила, и этот ответ удивил меня:
– Я бы этого не сказала.
– А почему вы этого не сказали бы?
– Не имею уверенности, что эта светящаяся жизнь выше нашей или вашей. Ни одного доказательства этого нет… Ни одного! И я думаю, что и у вас на Земле должно быть что–то подобное, только вы не замечаете, так же, как наши далекие предки не замечали этих светящихся созданий.
– А может, тогда их совсем не было?
– В таком случае, им довелось бы пройти очень быструю эволюцию, слишком быструю, чтобы быть высшими!
Мы смотрели в ночь. Глаза Грации сияли как созвездие Ориона и, казалось, нежным прикосновением ласкали мой облик.
– Если на Земле нет таких созданий, она родит их в будущем, и еще больше и красивее, чем у нас на Марсе. Ваша планета во всем должна быть лучше нашей!
Молчаливо шли мы по лесу, и мое чувство после этого вечера еще больше усилилось. Я полюбил ее, и в этой любви проявлялись новые оттенки. Какая–то удивительная связь укреплялась между нами, какая–то возвышенная внутренняя радость, и это было совсем не похоже на грубое чувство земных существ. Казалось, и она хотела быть чаще со мной. Однажды я спросил: