Звезды против свастики. Часть 1

– Брось, – усмехнулся психиатр. – Тут ведь до нас дошли кое-какие слухи о твоей жизни там, в Европе… И не стоит понапрасну хмурить брови. Я вовсе не собираюсь рыться в твоём грязном белье. По какой ты причине не сумел, хотя и пытался, обзавестись семьёй – пусть останется твоей личной тайной. Поговорим лучше о том шансе, что выпал тебе теперь. Молодая женщина, без лица и без памяти, с дитём в утробе. Что скажешь, «Пигмалион»? Беременная Галатея. Какой прекрасный шанс вылепить разом целое семейство! Ты делаешь ей новое лицо, я делаю ей новую память, такую, какую ты сочтёшь нужным. А через несколько месяцев у вас рождается ребёнок. Живи и радуйся! Кстати, я её немного протестировал. Девушка явно из порядочной семьи и хорошо образована. Говорю тебе, как друг: будешь совершеннейшим дураком, когда такой шанс упустишь!..

– Вот так я попала в Киев, и так стала женой Панаса. А то, что рассказал Ляховицкий, было сказкой, придуманной им для меня.

– Ну, не такой уж и сказкой, – сказал Николай.

– Что ты хочешь этим сказать? – насторожилась Евгения.

– Только то, что история с германскими агентами Малышевыми – не выдумка. Я эту историю хорошо помню. И погибли они точно так, как рассказал Ляховицкий. И трупов из-под развалин дома извлекли действительно четыре. Вот только жениха Ляховицкий досочинил – не было никакого жениха. А четвёртый труп принадлежал Юлии Малышевой, твоей, кстати, ровеснице. Правда, беременной она не была, поэтому отстреливалась вместе с родителями и хозяином дома. Вот так-то…

Потрясённая его рассказом, Евгения молчала, и Николай решил отвлечь её вопросом:

– У меня создалось впечатление, что когда ты называешь себя Юлией, то говоришь как бы о другом человеке. Или мне показалось?

– Не показалось, – мотнула головой Евгения. – Юлия Гольдберг умерла в 1938 году, а я – Евгения, теперь – Евгения Жехорская! – женщина с вызовом посмотрела на Николая.

– А что? Вполне может быть, – улыбнулся тот. – Только сначала объясни: зачем ты застрелила Ляховицкого?

– А ты бы предпочёл, чтобы я стала германским агентом? – вопросом на вопрос ответила Евгения.

– Нет, конечно. Но ты могла прийти ко мне…

– С чем прийти? – воскликнула Евгения. – С этим полуфантастическим рассказом? И ты бы мне поверил?

– Но сейчас-то я тебе верю, – возразил Николай.

Евгения не нашлась, что ответить, а Николай продолжил:

– Вместо того, чтобы прийти ко мне и всё рассказать, ты организуешь командировку в Киев, приходишь на квартиру к Ляховицкому и убиваешь его! Как-то всё не очень вытанцовывается. Ты ничего не хочешь добавить к уже сказанному?

Евгения вздохнула:

– Если честно, то не хочу, но, видимо, придётся. Я тебе не всё «кино» рассказала, Коля. Был там ещё эпизод, где убивали Панаса, и сделали это по приказу Ляховицкого. Вот теперь – всё!

Ежов поднялся:

– Если всё, что ты рассказала – правда, то можешь и дальше оставаться Евгенией Жехорской. Но пока идёт проверка – из Москвы ни шагу!

* * *

Ещё на пороге кабинета Бокий отметил, что Ежов пребывает в добром расположении духа.

– Не иначе рассказ Жехорской подтвердился? – здороваясь, предположил он.

– Какой ты, однако, проницательный, – добродушно съёрничал Ежов. – Но попал прямо в яблочко: подтвердилось всё, даже в деталях, до которых мы смогли докопаться. Но, может, хочешь послушать из первых уст? Я одновременно с тобой вызвал Захарова, но что-то он… – дверь кабинета отворилась, и вошёл Захаров, – … а, нет, не опаздывает. Проходи, Трифон Игнатьевич, присаживайся. И, будь другом, повтори для Глеба Ивановича отчёт по проверке сведений, полученных от Евгении Жехорской.

– Повторить слово в слово или можно вкратце? – без тени улыбки поинтересовался Захаров.

– Вкратце, конечно, вкратце, и давай уже, начинай, – потребовал Ежов.

– Слушаюсь. Начну с того, что личность Евгении Жехорской идентифицирована. Это действительно Юлия Гольдберг.

– Откуда такая уверенность? – спросил Бокий. – Ведь пластика лица у них различна.

– Если сравнивать фотографии, то да, – согласился Захаров. – И это лишний раз подтверждает: Панас Яковенко был отличным пластическим хирургом. Но, – губы контрразведчика слегка разошлись в улыбке, – даже ему не под силу побороть наш бюрократический аппарат!

– А это при чём? – удивился Бокий.