Она снова была здесь, в моих объятиях, нежная, с ненасытными губами, с ее пальцами, этими бархатными кошачьими лапками, таящими где-то там, в нежной мякоти, острые коготки. Когда я касался ее, все предметы расплывались и исчезали из поля зрения, а было только тепло этого тела и головокружительное ощущение бытия, срывающее удила со всех чувств. Итак, пока я был с ней, время прекратило свой бег, и я слышал только, как она, лежа рядом, бормотала о милых пустяках, ибо и в ней говорил сейчас не разум, а говорило сердце. И все это казалось мне новым. Совсем новым.
Утром мягкий свет выкупал нас обоих, и мы лежали в нем, улыбаясь, еще не вспомнив ни одного слова. А потом я просто смотрел, как она стояла под душем, и видел, как она прекрасна, и радовался, что обладание ею теперь никуда не могло от меня уйти.
Затем роскошь сонно-дремотного, бессловесного утра ушла...
Я вспомнил Арта, и рвотно-кислый привкус холодной ненависти ко всему, что происходит со мной и вокруг меня, наполнил мне рот.
Я быстро оделся и пришел к ней на кухню. Она налила кофе и протянула мне чашку, видя по моему лицу, что мне очень плохо. Она не задавала вопросов, а ждала, когда я заговорю сам. Я заговорил:
— У меня был друг. Прошлой ночью его убили. Я знаю как, знаю почему и кто, но не знаю убийцу в лицо.
— Могу я чем-нибудь помочь тебе?
— Да, можешь. Но я не хочу и не буду просить тебя об этом. Игра идет слишком большая.
— Ирландец, ты забыл?..
— Что?
— Ведь я игрок!
— Это убийство брошено мне в лицо, это вызов. И во всем мире не отыскать мне причины, чтобы отстраниться от этого.
— А полиция?..
— Может быть, упущено время. Они многое могут, но только не сразу. Для того чтобы начать что-то делать, они должны привести в действие все свои громоздкие механизмы, мобилизовать все системы...
— Но тогда-то они помогут?
— Да, детка, тогда помогут... Но пока гуляют купленные мафией репортеры, они разгуливают по всем страницам, раззвонив бесстыдную злобную клевету, заказанную им, возможно, самим убийцей... И они старательно выполняют заказ, они будут трясти эту жаровню, пока меня не достанут те или эти.
— Но мы можем сыграть первыми.
Я внимательно посмотрел на нее, она была искренна. Я сказал:
— Хорошо, детка. Давай вместе сделаем это, ты и я. Мы попробуем. Авось удастся сделать хорошую партию.
— С чего начнем, Райан?
— Сегодня суббота. Сегодня вечером мы идем танцевать. — Я увидел, как удивленно вытянулось ее лицо. — Но это будут не просто танцы, а в некотором роде карнавал. Нам потребуется переодеться, радость моя. Там, куда мы пойдем, ты должна будешь сыграть роль вестсайдской проститутки. Думаю, справишься?
Она кивнула, но лицо ее слегка нахмурилось.
— Ну что ж ты, — сказал я, — играть так играть. Вот послушай, я искал двух человечков с португальского судна, но не успел я выйти на поиски, как один из них уже убит. Это произошло прошлой ночью. В кармане у него был билет на танцы. Возможно, его приятель имеет такой же билетик. Теперь, если он уже знает о смерти своего дружка, эн захочет быть поближе к людям, из соображений безопасности хотя бы. Когда человек один, его легче убить.
— Этот тип... Он может убить тебя?
При этих словах я горько усмехнулся:
— Куда ему... Но эта птица может наделать много хлопот.
— Что мне делать сейчас?
— Перво-наперво выйди и купи яркую дешевую одежду. А к ней подходящую косметику и все, что положено, ну, ты сама знаешь... Если достанешь подержанные вещи, еще лучше. Если я пойду один, мне труднее будет двигаться в нужном направлении, а парочке лавировать гораздо легче. Мы найдем этого парня, и я постараюсь расспросить его кое о чем, а может, и помочь ему, если понадобится.
Она проказливо улыбнулась, чмокнула меня детским поцелуем, потом поцеловала по-настоящему и, выскользнув из рук, направилась к двери.
— Ты будешь здесь?
— Не знаю.
Она открыла кошелек, достала ключ и бросила его мне.
— Если вернешься, можешь обойтись без привратника.
Она послала мне воздушный поцелуй и вышла.
Я приподнял полу пиджака и сунул под ремень свой 45-й калибр. Потом вышел из дома и взял курс на старый аристократический район. Солнце зашло еще до того, как я достиг Десятой, воздух резко похолодел, и холод был весьма чувствителен. Я зашел в кондитерскую лавку, выпил порцию кока-колы, потом взял другую, пытаясь думать о предстоящей совместной игре.
Узор начинал вырисовываться. Нечеткий; путаный, но узор помаленьку становился все зримее.
На улице опять пошел дождь.
Клятый коп маячил за окном, заглядывая внутрь, но я стоял в тени, так что лица моего разглядеть он не мог. Когда он ушел, я оставил свое укрытие и вышел из лавки, воротник мой был поднят, а поля шляпы закрывали лицо. Под дождем этот шпионский вид выглядел вполне естественно.
Но они все равно настигли меня.
Сработано было действительно чисто: слабый толчок ствола, прикрытого газетой, вот и все.
Я оглянулся. Стэн Этчинг смеялся мне прямо в лицо, шрам на его подбородке делал его криворотым, он сказал:
— Я слышал, Райан, что ты крутой мэн.
Рог его нервно дергался в улыбке, и я знал, о чем он думает. Трудно ли угадать? Я спросил: