— Его нет в этом поезде, мистер Кардоне, — спокойно сказал шофер. — А утром он поехал в город. Нам это тоже известно.
Поезд медленно сдвинулся с места и начал набирать скорость. Джой уставился на эту внушительную личность, которая не позволяла ему открыть дверцу. В нем по-прежнему бушевала ярость, но он был достаточно сообразителен, чтобы понять: настаивать бесполезно. Шофер сделал шаг назад, еще раз отсалютовал Кардоне и спокойно пошел к «роллс-ройсу». Кардоне рывком распахнул дверцу и выскочил на горячий тротуар.
— Эй, привет, Джой! — окликнувший его был Амосом Нидхэмом, представителем второго поколения обитателей Сэддл-Уолли. Вице-президент треста «Ганноверская мануфактура» и председатель специального комитета клуба
Сэддл-Уолли. — Вам, биржевикам, стоило бы быть поспокойнее. Когда дела идут из рук вон плохо, надо сидеть дома и ждать, пока все придет в норму, а?
— Конечно, конечно, Амос. — Кардоне не сводил глаз с водителя «роллса», который, сев на свое место, включил двигатель.
— Вот я и говорю тебе, — продолжал Амос, — что понять не могу, откуда вы свалились нам на голову, такие молодые люди!.. Ты слышал о квотах, которые ввел Дюпонт? Все прямо обалдели, а тут они как взлетели вверх! Ваши брокеры всех до смерти перепугали. — Нидхэм хмыкнул и помахал маленькой пухлой ручкой, подзывая подъехавший к зданию вокзала «линкольн-континентал». —Вот и Ральф. Подбросить тебя, Джой?.. Впрочем, конечно, нет. Ты же только что вылез из своей машины.
«Линкольн» подъехал к перрону, и шофер Амоса Нидхэма собрался вылезать из него.
— Не стоит, Ральф. Я и сам могу справиться с ручкой. Кстати, Джой... этот «ролле», на который ты так глазел, напомнил о моем приятеле. Хотя, может, я и ошибаюсь. Он жил в Мэриленде.
Кардоне, дернувшись, повернулся и уставился на ничего не подозревающего банкира.
— В Мэриленде? Кто в Мэриленде?
Остановившись у приоткрытой дверцы своей машины, Амос Нидхэм с добрым юмором посмотрел на Кардоне. — Сомневаюсь, чтобы ты знал его. Он умер несколько лет назад... У него было забавное имя. Вечно его поддразнивали. Звали его Цезарь.
Сев в свой «линкольн», Амос Нидхэм хлопнул дверцей. «Роллс-ройс» добрался до конца дороги, отходившей от станции, и, повернув направо, понесся, набирая скорость, по направлению к главной артерии, ведущей в Манхеттен. Стоя на бетонной платформе железнодорожной станции Сэддл-Уолли, Кардоне испытывал страх.
Тремьян!
Тремьян был заодно с Таннером!
И Остерман!
Да Винчи... Цезарь!
И он, Джузеппе Амбруццио Кардионе, был в полном одиночестве!
О, Господи! Господи! Сын Божий! Святая Мария! Святая Мария, матерь Божья! Омой мои руки его кровью! Кровью агнца! Иисусе! Отпусти мне мои грехи! Мария и Иисус! Христос Воскресший! Что же я творю?
12
Вот уже несколько часов Тремьян бесцельно бродил по знакомым улочкам Ист-Сай^а. И если бы кто-нибудь остановил его и спросил, куда он направляется, Дик не смог бы ответить.
Он был растерян. И испуган. Блэкстоун сказал достаточно много, но ничего не объяснил.
И Кардоне врал. Кому-то. То ли своей жене, то ли в офисе — это было не важно. Главное, что не удалось его встретить. Тремьян понимал, что, пока они не обговорят между собой все, связанное с Остерманом, он будет пребывать в панике.
Неужели Остерман предал их?
Неужели это в самом деле было возможно?
Он пересек Вандербильдж-авеню, рассеянно отметив, что идет к отелю «Билтмор», хотя ему там ничего не было нужно.
Это хоть можно понять, подумал он. С «Билтмором» связаны воспоминания о тех временах, когда его ничего не беспокоило.
Он вошел в холл, смутно предполагая, что ему удастся встретить тут кого-то из забытых друзей молодости, — и внезапно перед его глазами предстал человек, которого он не видел примерно четверть века. Он узнал его лицо, хотя оно ужасно изменилось с годами. Тремьян увидел, что оно все покрыто морщинами, но он никак не мог вспомнить его имени. Этот человек был связан с его далеким детством.
Двое мужчин смущенно приблизились друг к другу.
— Дик... Дик Тремьян? Да это в самом деле Дик Тремьян! Не так ли?..
— Да. А ты... Джим?
— Джек! Джек Таунсенд! Как поживаешь, Дик? Мужчины обменялись рукопожатием, причем Таунсенд проявил неподдельный энтузиазм. — Должно быть, прошло двадцать пять, а то и тридцать лет! Выглядишь ты просто великолепно! Черт возьми, как тебе удается держать вес? Поделись-ка со мной.
— И ты неплохо выглядишь. Честное слово, ты в порядке. Я и не знал, что ты в Нью-Йорке.
— Я не здесь. Обосновался в Толедо. Просто приехал на пару дней... Бог знает, почему мне пришла в голову сумасшедшая мысль прилететь на самолете. Отказался от «Хилтона» и решил снять номер здесь в надежде, что вдруг забредет сюда кто-то из старой компании. Рехнуться можно, а?.. И смотри, на кого я наткнулся!
— Да, смешно. Ей-Богу, смешно. Несколько секунд назад я подумал то же самое.
— Пойдем выпьем.
Таунсенд продолжал делиться воспоминаниями об их компании, и это становилось весьма утомительным.