Звучит повсюду голос мой

Огромная тойхана была набита битком. Как всегда, во главе собравшихся сидели аксакалы, и среди них Кебле Гейбат и Сеид Азим. Рядом с ними приглашенный из Абдал-гюлаба ашуг, за ним мужчины помоложе, а в самом конце - молодые. Ашуг пил чай, остальные вели беседы о проведении праздников в Гяндже и Шеки, о народных танцах, об урожае, о пастбищах. Спокойные разговоры перемежались шутками.

- Слушай, когда поведешь овец в город сдавать в канцелярию?

- Над нами милость аллаха, я еще с беком не расплатился, только сыр и масло отвез к нему в дом.

Из другого угла доносилось:

- Скажи, друг, сколько мешков шерсти удалось тебе набить после лета?

- Верблюжьей шерсти на чуху хватит... А в кармане ни гроша, чтобы купить материю женщинам на юбки...

- Ума не приложу, где я возьму четыре рубля серебром, чтоб уплатить за пастбище для скота в этом году?

- И не говори, сколько придется продать овец, чтобы набрать эти четыре рубля...

Сеид Азим знал, что кочующие скотоводы платят владельцу земли за весь пасущийся на его земле скот и за кочевье, расположенное в его владениях...

А новоиспеченный Кебле Салех, только недавно прибавивший к своему имени священное "Кебле", рассказывал соседям о посещении святого города.

- Пришли мы в Кербелу чуть свет... Всех, кто пришел поклониться могиле имама Гусейна, которому Шумр отрезал голову, согнали как скотину в одно место. Мы долго ждали на жаре, потом пришел какой-то человек и начал кричать нам что-то по-арабски, но большинство ничего не поняли. Пришел еще один и повел нас к имаму... Скажу я вам, такого мавзолея я никогда не видел: минареты все из чистого золота, ворота и ограда из серебра... Все кинулись на колени и поползли внутрь святилища, каждый старался поцеловать цепь или приложиться лбом к ограде. И снова что-то кричал первый служитель. И еще через минуту нас вывели наружу, за ограду. Предводитель паломников, из наших соотечественников, сказал: "Да примет аллах! С этого момента ты стал Кебле..."

- Кебле Салех, а что тот человек говорил вам, ты узнал?

- А зачем?

Ирония и равнодушие, прозвучавшие в словах Кебле Салеха, так развеселили присутствующих, что многие даже прослезились...

Ашуг пил чай и наматывал на ус все, что слышал, чтобы потом в своих песнях напомнить о них. Наконец один из аксакалов, вытерев глаза, обратился к ашугу:

- Братец, а может быть, уже пришло время послушать тебя? Мы ждем...

Ашуг привел в порядок свою одежду, затянул пояс на талии и взял в руки саз. Проверил звучание, подтянул струну, снова послушал и пошел по кругу, настраивая саз на ходу, отвечая на приветствия собравшихся на праздничный меджлис. Потом остановился в центре тойханы, лицом к аксакалам.

- Господа, братья, какой дастан вы хотели бы послушать?

В тойхане неожиданно воцарилась тишина. И молодые, и старые ждали выступление ашуга, но никто не решался высказать свое желание прежде стариков. Мужчины солидные, среднего возраста перешептывались между собой, но и они не спешили вылезать вперед. Тогда свое слово сказал Сеид Азим:

- Мне кажется, братья, первым должен высказать свое желание уважаемый Кебле Гейбат...

- Разумное слово...

- Свадьба его внука, ему и говорить...

- Правильно сказал Ага! Кебле Гейбат приподнялся:

- Ну что ж, раз все хотят, я скажу, только потом не попрекайте, что на свадьбе своего внука первым вылез...

Все запротестовали:

- Говори, Кебле Гейбат!

- Братец ашуг, первым делом расскажи нам про Кероглу, про его храбрость и геройство, пусть молодые послушают, и нам, старшим, интересно.

И хоть молодежи хотелось услышать любовный дастан, но все сошлись во мнении, что дастан о Кероглу лучше всего молодому жениху в назидание. Все уселись поудобнее. Ашуг переждал одну-две минуты, пока в тойхане не прекратится возня и перешептывание, потом вскинул саз высоко над головой. Воцарилась тишина.

... Сеид Азим не уставал поражаться свежести и отточенности народного сказания. Сколько раз он слышал этот дастан, и всегда он, казалось, звучал по-новому. "В чем сила этой легенды? Чем она отличается от стихов-назиданий поэтов-классиков?.."

А народный сказитель перешел уже к следующему дастану. Но прежде всего - зачин, так всегда водится у ашугов. Зачин с каламбуром или с сопоставлением добра и зла, верности и коварства. Вот и сейчас в зачине сталкиваются бедность и богатство:

Один всегда в трудах и маете,

Другой томится, лежа на тахте.

Один всю жизнь проводит в нищете,

Другой владеет всем, что только есть.

"Ах, умница! Ах молодец! Ведь только что слышал толки и жалобы, и вот, пожалуйста..."

Один закончит все, что ни начнет,

Другому же все время не везет.

Один себе и хлеба не найдет,

Другой и меда не захочет есть.

"Завидую тебе, ашуг! Ты видишь горе, видишь беду, видишь нужду..." Перед глазами поэта прошли Ширин Абдулла, Сарча Багы, Сирота Гусейн. Он вспомнил о своей семье...

Один бы другом стать тебе сумел,

Другому глаз бы вырвать захотел.

Туфарганлы Аббас, ты постарел,

А все поешь. Пора бы знать и честь.