Звучит повсюду голос мой

Молла Худаверан не уловил иронии и скрытых страстей:

- Конечно, место сеидов рядом с пророком, они возвышаются над всеми людьми...

- А вы не слышали о таких, которые религию рубят под корень?

- И праведных мусульман с пути сбивают...

- Среди них есть такие, что любой бабид лучше...

- Такой среди нас...

- Он суннит!

- Бабид...

- Мултаниец, клянусь пророком!

- Он призывает к тому, чтобы каждый пил несколько чаш вина ежедневно, мол, только вино способно согреть слабое тело...

Управление прихожанами было не под силу Молле Худаверану, здесь требовался авторитет покойного Ахунда Агасеидали. Каждый говорил свое:

- Вспомните его слова: "А особенно нужен нам русский язык..." Каково? "... И молле и эфенди знать русский не грех..."

- О люди, пусть сам пьет, но он детей наших портит! Завтра все станут пьяницами...

- Дети будут похожи на этих урусов, забудут религию отцов!

- Э-э, нехорошо! Постыдился бы так говорить о потомке пророка...

- Если бы он был истинным потомком пророка из рода Гусейна, разве он бы позволил себе пить вино?..

- Слушай, а! Он правильно говорит... конечно же... не пил бы...

- Да не пьет он вовсе... Не пьет...

- Праведный путь отцов не признает. Для него лучше нас урусы, армяне, молокане... О мужчина! Разве подобает сеиду с нечестивцем урусом дружбу водить? Сам покойный Ахунд Агасеидали, да примет его рай, говорил, что, общаясь с иноверцами, человек сам становится оскверненным...

Все громче раздавались в мечети голоса тех, кто поносил Сеида Азима, среди них глохли высказывания сторонников поэта. Рядом с ним оказался книготорговец Мешади Гулам. Ширин Абдулла виднелся в задних рядах. Ни Махмуда-аги, ни Керим-бека, ни других друзей. И Джинн Джавад, видно, остался под своей шелковицей.

"Такого случая больше не будет, нельзя упускать момент. Подлец я буду, если не отомщу за веру, не выполню то, что обещал Молле Курбангулу и Закрытому", - думал Алыш, понимая, что только сегодня он сможет отработать свой долг Закрытому...

И Молла Курбангулу радовался в душе, что сегодня в мечети, кроме Мешади Гулама, нет сторонников у проклятого Сеида. При таком столпотворении никто и не увидит, что происходит с каким-то человеком, пока кто-нибудь бросится ему на помощь, все будет кончено... Он обшарил глазами мечеть, стараясь обнаружить сторонников Сеида Азима, и не находил их, это наполняло его трусливую душу решимостью покончить с поэтом сегодня.

Приспешники Моллы Курбангулу и Закрытого зорко следили за действиями своего руководителя. Как только Молла Курбангулу приподнялся на коленях и вскинул вверх руку, в мечети наступила тишина. Хоть он и постарел, но привычным громким голосом моллы прихода заговорил:

- Господа! Покойный Ахунд Агасеидали, нынешний обитатель рая, был правдивым, добрым человеком. - Мечеть наполнилась бормотанием молитвы по усопшему: "За упокой его души..." - Его доброта заставляла прощать нечестивцу грехи и обманы, пороки и богохульство... Вы все знаете, кого я имею в виду. Сейчас я на нескольких примерах докажу всем присутствующим, как нечестивец обманывал такого святого человека, каким был покойный Ахунд Агасеидали.

И снова прошелестело по рядам: "Упокой его душу, аллах..." Молла Курбангулу обладал незаурядной памятью, когда же он желал быть более убедительным в своих назиданиях, то не побегал ни к каким бумажкам. Он на мгновение умолк, чтобы затем снова начать. Лишь убедившись, что в мечети все взгляды устремлены на него, он откашлялся и продолжал:

- Заклинаю вас великим создателем! Слушайте и вынесите справедливое решение:

Сожалею теперь, что, словам проповедника вняв,

В пору юности пить я надолго оставил вино.

Что это означает? Какой ширванец не знает, что зарок от пьянства он дал по настоянию именно Ахунда Агасеидали! - И снова пронесся шепот молитвы. Совершенно очевидно, что автор этих строк признается в том, что зря послушал проповедника. Прекрасно, если только жалеет... А так ли это? Вы можете сказать: "Ну что же, что жалеет, клятвы он не нарушал!" Но я прошу обратить внимание на эти стихи:

Но целебным вином вновь омылась, как светом, душа,

А надежду, что в рай попаду, я оставил давно.

Если и это не убедит вас, тогда я найду в его стишках такие строки, которые докажут вам, кто он есть на самом деле...

Молла, наверно, готовился давно к разоблачению своего противника. Его голос гремел под сводами мечети, слова вырывались изо рта вместе со слюной.

- Ну что ж. Отвернулся от аллаха - ему виднее, ему лучше знать, но и аллаху виднее, и аллаху лучше знать! Если он пьет, пусть его накажет пророк великий, завещавший нашему народу воздержание от вина! Но он противопоставляет дом аллаха питейному заведению, духовников-аскетов называет лицемерами и ханжами... Но и этого ему мало, он отказывается от великого родства с пророком, говоря, что он не сеид!

Ангел мой - виночерпий, нектар мой бесценный - вино.

Обольется пусть кровью от зависти сердце святош.

Если разум тебя не покинул, напиться спеши,

Торопись: жизнь пройдет - ничего уж тогда не вернешь.

Я не верю пустым обещаниям, я не сеид,

Все отдам я за чашу вина, что в залог ни возьмешь.