Читаем Звук. Слушать, слышать, наблюдать полностью

На самом деле мы не правы, потому что именно слово «импульс» позволяет постепенно осознать то, что им не является. Наша неудовлетворенность конструктивна и означает, что мы действительно кое-что уловили. То или иное слово, представляющее, как кажется, относительный интерес, вроде слова «зернистость» (потому что у большинства звуков зернистости нет), заставляет прислушиваться к тому, что есть там, где нет зернистости, задаваться вопросом о том, значимо ли его отсутствие для восприятия и т. д.

Каждое слово несет в себе собственное неизреченное, то, что оно не именует, свою структурирующую ось. И пересечение этих вербальных лакун создает сетку восприятия, мало-помалу организуя и выстраивая его.

5.3. Путешествие в двуязычие: история мухи

Возьмем конкретный язык, французский, а в нем все существительные с суффиксом -ment, которые могут применяться к восприятию звуков. У них разный статус, разный смысл и узус. Одни, как grésillement (хруст, стрекотание), почти всегда относятся к восприятию звуков. Другие, как frottement (шуршание в результате трения), относятся не только к слуху, но и к некоторой деятельности или движению, которые не всегда бывают звуковыми.

Возьмем слово bourdonnement (жужжание), часто использующееся во французской литературе для описания насекомых. «Залетела муха». Эта фактическая (даже не звуковая) нотация у Гюго вызвала у нас при чтении воспоминание о жужжании153. Но вот мы читаем у Сент-Экзюпери в сцене, в которой герой входит в комнату: «Les mouches grésillaient» (мухи стрекотали)154. Стрекотали? Действительно, мухи, упрямо бьющиеся о стекло, издают высокий звук, более близкий к резкому и отрывочному стрекотанию, чем к жужжанию, более низкому и непрерывному. Сент-Экзюпери с точностью, свойственной писателям, пробудил наше восприятие.

Еще один метод изучения – путешествие в двуязычие. Возьмем франко-немецкий и немецко-французский словарь Larousse

1963 года и посмотрим слово bourdonnement. Мы увидим большой список переводов: das Schwirren, das Brummen, das Dröhnen. В нем также будут существительные на Ge-, указывающие на множество человеческих голосов: das Gesumme, das Gemurmel. А также мы увидим нюансы, на которые указывают глаголы: brummen, summen, schwirren, schnarren
, schnurren, surren, sausen, brausen! Нам остается только поискать цепочки слов.

В немецко-французской части словаря brummen переводится как bourdonner, grommeler, grogner, maugréer, bougonner, murmurer

(жужжать, хрюкать, бурчать, ворчать, брюзжать, шептать) со следующими примерами: «Die Fliegen brummen» (мухи жужжат), «Die Glocke brummt» (колокола звонят): не предполагает ли это слово коллективное прослушивание колокольного звона? Der Kreisel brummt: фрезер гудит. Однако список примеров подразумевает очевидную отсылку к голосу.

Summen – это bourdonner, ronfler (гудеть, храпеть). «Die Mücken, die Bienen summen»: комары, пчелы гудят. «Es summt mir in den Ohren»: у меня в ухе шумит.

Schwirren – свистеть, шуметь, шелестеть, гудеть. Пример: «Der Pfeil schwirrt durch die Luft»: стрела свистит в воздухе, пролетает со свистом; «Die Lerche schwirrt

»: жаворонок стрекочет; «Mir schwirrt der Kopf»: у меня кружится голова.

Surren – храпеть, шуметь. «Die Kugel surren»: снаряды свистят (здесь противоречие между переводом и примером).

Sausen – свистеть, пролетать на большой скорости. «Der Wind saust»: ветер свистит. «Es saust mir in den Ohren»: у меня гудит в ушах (или свистит?).

Это небольшое путешествие по словарю может усилить ощущение релятивизма. Самые разные ощущения могут группироваться самым произвольным образом. С нашей точки зрения, эти расхождения конструктивны, их ни в коем случае не следует избегать, наоборот, нужно как можно более внимательно относиться к этим нюансам и противоречиям. Из этого не следует делать вывод ни о том, что ухо человека, говорящего по-немецки, полностью отличается от уха человека, говорящего по-французски (а что же тогда с билингвой?), ни о том, что все это только произвольная группировка.

5.4. Релятивизация словаря

Точно так же нельзя думать, что словарь того или иного языка обязательно дает удовлетворительное определение каждому из этих слов, чей узус довольно специфичен.

Возьмем все то же слово grésillement (похрустывание, потрескивание). Le Petit Robert 1984 года дает основное определение «очень легкое потрескивание» и как пример: «похрустывание песка… который тонким слоем омывает стены» (Колетт), а как более редкое употребление – стрекотание сверчков.

Перейти на страницу:

Все книги серии История звука

Едва слышный гул. Введение в философию звука
Едва слышный гул. Введение в философию звука

Что нового можно «услышать», если прислушиваться к звуку из пространства философии? Почему исследование проблем звука оказалось ограничено сферами науки и искусства, а чаще и вовсе не покидает территории техники? Эти вопросы стали отправными точками книги Анатолия Рясова, исследователя, сочетающего философский анализ с многолетней звукорежиссерской практикой и руководством музыкальными студиями киноконцерна «Мосфильм». Обращаясь к концепциям Мартина Хайдеггера, Жака Деррида, Жан-Люка Нанси и Младена Долара, автор рассматривает звук и вслушивание как точки пересечения семиотического, психоаналитического и феноменологического дискурсов, но одновременно – как загадочные лакуны в истории мысли. Избранная проблематика соотносится с областью звуковых исследований, но выводы работы во многом формулируются в полемике с этим направлением гуманитарной мысли. При этом если sound studies, теории медиа, увлечение технологиями и выбраны здесь в качестве своеобразных «мишеней», то прежде всего потому, что задачей исследования является поиск их онтологического фундамента. По ходу работы автор рассматривает множество примеров из литературы, музыки и кинематографа, а в последней главе размышляет о тайне притягательности раннего кино и массе звуков, скрываемых его безмолвием.

Анатолий Владимирович Рясов

Философия / Учебная и научная литература / Образование и наука
Призраки моей жизни. Тексты о депрессии, хонтологии и утраченном будущем
Призраки моей жизни. Тексты о депрессии, хонтологии и утраченном будущем

Марк Фишер (1968–2017) – известный британский культурный теоретик, эссеист, блогер, музыкальный критик. Известность пришла к нему благодаря работе «Капиталистический реализм», изданной в 2009 году в разгар всемирного финансового кризиса, а также блогу «k-Punk», где он подвергал беспощадной критической рефлексии события культурной, политической и социальной жизни. Помимо политической и культурной публицистики, Фишер сильно повлиял на музыкальную критику 2000‐х, будучи постоянным автором главного интеллектуального музыкального журнала Британии «The Wire». Именно он ввел в широкий обиход понятие «хонтология», позаимствованное у Жака Деррида. Книга «Призраки моей жизни» вышла в 2014 году. Этот авторский сборник резюмирует все сюжеты интеллектуальных поисков Фишера: в нем он рассуждает о кризисе историчности, культурной ностальгии по несвершившемуся будущему, а также описывает напряжение между личным и политическим, эпицентром которого оказывается популярная музыка.

Марк 1 Фишер

Карьера, кадры
Акустические территории
Акустические территории

Перемещаясь по городу, зачастую мы полагаемся на зрение, не обращая внимания на то, что нас постоянно преследует колоссальное разнообразие повседневных шумов. Предлагая довериться слуху, американский культуролог Брэндон Лабелль показывает, насколько наш опыт и окружающая действительность зависимы от звукового ландшафта. В предложенной им логике «акустических территорий» звук становится не просто фоном бытовой жизни, но организующей силой, способной задавать новые очертания социальной, политической и культурной деятельности. Опираясь на поэтическую метафорику, Лабелль исследует разные уровни городской жизни, буквально устремляясь снизу вверх – от гула подземки до радиоволн в небе. В результате перед нами одна из наиболее ярких книг, которая объединяет социальную антропологию, урбанистику, философию и теорию искусства и благодаря этому помогает узнать, какую роль играет звук в формировании приватных и публичных сфер нашего существования.

Брэндон Лабелль

Биология, биофизика, биохимия
Звук. Слушать, слышать, наблюдать
Звук. Слушать, слышать, наблюдать

Эту работу по праву можно назвать введением в методологию звуковых исследований. Мишель Шион – теоретик кино и звука, последователь композитора Пьера Шеффера, один из первых исследователей звуковой фактуры в кино. Ему принадлежит ряд важнейших работ о Кубрике, Линче и Тати. Предметом этой книги выступает не музыка, не саундтреки фильмов или иные формы обособления аудиального, но звук как таковой. Шион последовательно анализирует разные подходы к изучению звука, поэтому в фокусе его внимания в равной степени оказываются акустика, лингвистика, психология, искусствоведение, феноменология. Работа содержит массу оригинальных выводов, нередко сформированных в полемике с другими исследователями. Обширная эрудиция автора, интерес к современным технологиям и особый дар внимательного вслушивания привлекают к этой книге внимание читателей, интересующихся окружающими нас гармониями и шумами.

Мишель Шион

Музыка

Похожие книги

Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки
Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки

Институт музыкальных инициатив представляет первый выпуск книжной серии «Новая критика» — сборник текстов, которые предлагают новые точки зрения на постсоветскую популярную музыку и осмысляют ее в широком социокультурном контексте.Почему ветераны «Нашего радио» стали играть ультраправый рок? Как связаны Линда, Жанна Агузарова и киберфеминизм? Почему в клипах 1990-х все время идет дождь? Как в баттле Славы КПСС и Оксимирона отразились ключевые культурные конфликты ХХI века? Почему русские рэперы раньше воспевали свой район, а теперь читают про торговые центры? Как российские постпанк-группы сумели прославиться в Латинской Америке?Внутри — ответы на эти и многие другие интересные вопросы.

Александр Витальевич Горбачёв , Алексей Царев , Артем Абрамов , Марко Биазиоли , Михаил Киселёв

Музыка / Прочее / Культура и искусство
Музыка как судьба
Музыка как судьба

Имя Георгия Свиридова, великого композитора XX века, не нуждается в представлении. Но как автор своеобразных литературных произведений - «летучих» записей, собранных в толстые тетради, которые заполнялись им с 1972 по 1994 год, Г.В. Свиридов только-только открывается для читателей. Эта книга вводит в потаенную жизнь свиридовской души и ума, позволяет приблизиться к тайне преображения «сора жизни» в гармонию творчества. Она написана умно, талантливо и горячо, отражая своеобразие этой грандиозной личности, пока еще не оцененной по достоинству. «Записи» сопровождает интересный комментарий музыковеда, президента Национального Свиридовского фонда Александра Белоненко. В издании помещены фотографии из семейного архива Свиридовых, часть из которых публикуется впервые.

Автор Неизвестeн

Биографии и Мемуары / Музыка