10 days

Санек, как обычно, на позитиве, сначала вспоминает, как классно вчера погуляли, потом заговорщически улыбается и неожиданно спрашивает, вгоняя меня в краску:

— Чем вы вчера со Светкой занимались вдвоем?

— Общались, — отвечаю я и не вру, лишь не договариваю.

— И все?

Чувствую волну раздражения и желаю Саньку придержать свои вопросы при себе, но вслух отвечаю:

— Ага, просто общались.

Пухляш усмехается и кивает, но я вижу, что он мне не верит.

— Куда пойдем? — перевожу тему, и дышу чуть глубже, стараясь согнать румянец с лица, благо, синяк прикрывает своей желтизной залитую краской щеку.

— Маша предложила сходить в лабиринт в парке. Сейчас их заберем и пойдем, — отвечает он и долго всматривается вперёд, щуря глаза.

Солнце уже второй день светит вовсю, смягчая холодный ноябрьский ветер. Земля под ногами сухая, а желтые листья порхают из стороны в сторону, пока дворники упорно гоняются за ними с метлой. Замечаю на лавочке черную кошку с белым пятнышком, она растянулась пузом вверх и греется под солнечными лучами. Сразу в голове всплывает голубой дневник и следом смутный образ Незнакомки, а потом ее дыхание на моих губах.

Санек что-то говорит, но я пропускаю это мимо, зная, что ничего интересного не услышу.

— …Виктор и Белый…, — имена прорезают мои фантазии, заставляя вздрогнуть.

— Что? — переспрашиваю, и слышу свой чуть хриплый голос.

— Говорю, что не понимаю, почему к тебе пристали Виктор и Белый, — повторяет он и оборачивается ко мне.

— Я не знаю, — отвечаю честно, — спрашивал, но они говорят, что я их своим существованием обижаю.

Санек неприкрыто хохочет, трет глаза руками, достает из кармана конфету и засовывает в рот, освободив от обертки. Потом видит мой взгляд и тут же перестает смеяться.

— Хотел конфету? Прости, у меня только одна была.

Я отрицательно мотаю головой.

— Не пойму, что смешного, — говорю, стараясь сделать голос равнодушным, но получается обиженный.

— Да ничего, — отмахивается Санек, не замечая моего недовольства, — я немного увлекаюсь психологией, а недавно узнал, что Виктора отец бьет, а мать умерла, когда тот еще совсем маленьким был. Я подумал, что у него психотравма, и он так гнев свой вымещает на тебе.

— Интересно, — задумчиво тяну я, увлекшись внезапным поворотом беседы, забыв на время о фантазиях, — а что насчет Белого?

— Тоже есть кое-что, — Санек достает вторую конфету, потом смотрит на меня виновато, но я качаю головой, показывая, что не хочу, и он довольно запихивает ее в рот целиком. Не дожевав, продолжает, — У Белого вроде бы диагноз стоит…ну…умственная отсталость, легкая.

Я ширю глаза, а потом ржу как конь, Санек заходится следом, и мы останавливаемся ненадолго.

— Вообще, по нему заметно, — выдавливаю я сквозь смех.

— Мне их жаль, — говорит пухляш, вытирая выступившие от хохота слезы, — у них судьбы тяжелые.

— А у нас не тяжелые? — вспыхиваю, резко прекращая веселье. Хочу вывалить на него разом все события, что живут внутри и тянут, но вместо этого только повторяю, — у нас не тяжелые? Мне их не жаль. Я их ненавижу!

— Твоя правда, — Санек говорит уже тихо, и я тут же успокаиваюсь, — у каждого своя правда. О, — он тычет пальцем в сторону, — а вон девчонки.

Машка уперлась глазами в телефон, а Светка уставилась куда-то вдаль, и, кажется, смотрит сквозь нас.

Мы подходим ближе, и Санек приветственно машет рукой, выкрикивая их имена.

Пока мы идем, Машка воодушевленно рассказывает про каких-то певцов, я их не знаю. Она включает песню, но кроме мата в ней очень мало слов, и я стараюсь не вслушиваться, искоса поглядываю на Светку. Та смотрит вперед и будто намеренно скрывает лицо черными прядями. Она, как и вчера, подвела глаза, но я заметил, что губы накрасила ярко-малиновым. Вспоминаю, что, если девушка красит губы, значит, не собирается целоваться, и почему-то облегченно выдыхаю.

Вначале месяца в нашем маленьком парке, который находится почти в центре города, установили лабиринт из зеленого кустарника. Вход туда бесплатный — предвыборная кампания одного из кандидатов в губернаторы. На площади много людей, в основном, семьи с детьми, стоят шатры со сладостями и игрушками. Вдалеке замечаю тир и думаю, что хотел бы сходить пострелять. Перед лабиринтом охватывает волнение, смотрю на Санька, потом на Светку и Машку, они улыбаются и устремляют взгляды ко входу.

— Я придумала игру, — говорит Машка. Она держит Санька за руку, и я на сто процентов убеждаюсь, что они встречаются, — там после входа перекресток, предлагаю разделиться по парам и посоревноваться: кто приходит последним ко второму выходу, покупает всем сахарную вату. Что думаете? Свет?

Я медлю и не решаюсь согласиться, потому что, если проиграю, платить будет нечем. Собираюсь отказаться, как вдруг Светка берет меня за руку и говорит, что «мы согласны». Мы?

Она тянет меня внутрь, и только, когда поворачиваем направо, осознаю, что никак не могу проиграть, а еще, что теперь я с ней наедине. В лабиринте никого, мы идем в тишине, а она все еще сжимает мою руку.