100 грамм предательства

Сегодня Дин пригласил меня прогуляться, так что работала я с удвоенной силой и порхала по курятнику с лопатой, будто она ничего не весила. Ожидание прекрасного, оказывается, отличный стимул. Встреча с Дином пробуждает во мне доселе неведомое томление, и я прислушиваюсь к себе, пытаясь понять, что чувствую. Мы встречаемся на аллее Любви у лавочки в виде китового хвоста, и я уже здесь — не удержалась, пришла раньше. Может, не стоило?

Дин появляется спустя пару минут — тоже пришёл пораньше. Хороший знак. В руке у него дикая роза, светлые волосы зачёсаны назад, а на лице — улыбка ангела. Моё сердце ухает вниз.

— Куда пойдём? — спрашивает он, протягивая розу. — Вот, это тебе… Знаю, что их и вокруг много растёт, но я не удержался. Пусть эта будет только твоей.

Принимаю дар, смущаясь. Никто и никогда не дарил мне цветов. В городе это не принято, потому что выражение чувств не приветствуется.

— Ты здесь хозяин… — отвечаю я. — Так что на твоё усмотрение.

Дин недолго думая ведёт меня по Липовой аллее дальше, мы проходим мимо причудливых лавочек и, чуть не доходя до жилища Рагны, сворачиваем направо.

— Я решил сводить тебя к озеру, правда, дорогу выбрал самую длинную… От дома напрямик через лес было бы быстрее, но мне захотелось прогуляться. Ты не против?

— Конечно, нет! Мы ведь и так собирались на прогулку?

Усевшись под раскидистой ивой, прямо у самой воды, где невдалеке качаются кувшинки, мы наблюдаем закат — запутавшись в еловых ветвях, солнце постепенно гаснет.

Я рассказываю Дину истории из своей жизни, о площади Мира и Арке.

— Серьёзно, она напоминает шар для боулинга? — улыбаясь, переспрашивает Дин о Шарле Отто. — А что такое боулинг?

— Это такая игра, правда, сама я в неё не играла — очень дорого, но видела, как особенные гоняют эти самые шары.

— И всё же ты знаешь больше, чем я. Меня отец отпускает только в Дикие земли… — вздыхает Дин. — А там лишь разрушенные здания.

— Поверь, ты не так уж много потерял. Слушай, это, наверное, не моё дело… Извини, если лезу не туда, куда нужно… — прочищаю горло, прежде чем продолжить. — Но что случилось с твоей… матерью?

Боюсь, что Дину вопрос покажется праздным любопытством, поэтому нахожу в траве маленькую деревяшку и начинаю выводить на влажной земле незамысловатые узоры, избегая его взгляда.

— Уверен, ты уже догадалась, что моя мать погибла?

Киваю, продолжая мучить свой инструмент. Художник из меня так себе — рисунок даже отдалённо не походит на Дом, который я и пыталась изобразить.

— Так вот, история совершенно обычная и до ужаса печальная… — он глубоко вздыхает, и я всё-таки поднимаю взгляд. Его глаза подозрительно блестят, будто соринка попала… — Она умерла при родах, — он невесело улыбается. — Вот такие дела…

— Дин… — Я отбрасываю свою «кисть» и беру его за руку.

— Ничего. — его пальцы переплетаются с моими, и моя душа ликует. — Зато у меня есть самый лучший отец в мире!

— Это точно! Не поверишь, но Магнус теперь мой кумир! — признаюсь я, краснея.

— О, отец он такой. Я не знаю никого, кто бы его не любил.

«Зато я знаю одного…» — думаю я, но вслух ничего не говорю. В конце концов, Фолк сам по себе странный.

— Пора возвращаться, — Дин с сожалением вздыхает. — Уже почти ночь.

— Хорошо…

Мы поднимаемся с травы. Розу я прикалываю к волосам. Мой спутник внимательно за мной наблюдает.

— А ну-ка, замри…

— Что? Что такое?

Дин смотрит на моё левое плечо, и я медленно поворачиваю голову в ту сторону. На моём плече замерло нечто. Мохнатое и мерзкое.

Завизжав, я сбрасываю существо с себя, опознав в нём чёрного жирного паука. Уже заношу над ним ногу, когда меня останавливает Дин.

— Стой!

Я так и замираю с поднятой ногой.

— Ненавижу этих тварей…

— Но ведь они тоже живые, — возражает Дин, — и заслуживают, чтобы жить.

Он аккуратно берёт в руки косматое чудовище и отправляет в траву. Сама себе кажусь теперь заправским убийцей, но я страсть как боюсь всех этих ползучих тварей. В моём отсеке однажды поселился маленький паучок — в сравнении с этим он был лилипутом, но я всё равно обходила стороной угол, в котором он поселился. Во время уборки всегда сметала его паутину, но упрямый паразит неизменно возвращался и через пару дней паутина снова была на месте. Я вновь бралась за веник, но всё повторялось опять.

— У каждого свои страхи… — лепечу в своё оправдание.

Дин, протянув руку, заправляет выбившуюся прядь волос мне за ухо.

— И какие же мучают тебя? — В его глазах сегодня плещется не море, а лазурное небо — до того пронзительное, что дыхание перехватывает. И я растворяюсь в нём. — Чего боишься ты?

Под таким пристальным взглядом я теряюсь. Сказать правду? Или прикрыться насекомыми и страхом темноты? Дин ждёт, и я решаю ему не лгать. Мои пересохшие губы шепчут:

— Раньше я об этом никогда не думала… — пальцы теребят край футболки. Но с тех пор, как оказалась здесь… Я боюсь остаться одна. Боюсь стать ненужной.

— Глупенькая. — Дин уже улыбается. — Ты же теперь одна из нас. А для меня… — он берёт меня за руку, переплетая наши пальцы, — Ты стала настоящим чудом. Веришь?

Отвечать не надо. Он прочёл ответ в моих глазах.