100 великих криминальных драм XIX века

Светлейший князь Петр Григорьевич Грузинский, родившийся 3 апреля 1868 года, окончил Кадетский корпус в Москве и Александровское военное училище. До 1907 года он служил в Кубанском казачьем войске. Потом вышел в отставку и стал служить земским начальником в Саратовской губернии, потом – в Воронежской. Когда началась Первая мировая война, он был признан негодным к военной службе. В 1915 году он венчался в 47-летнем возрасте. А дальше – революция и Гражданская война.

Семья переехала в Армавир, потом к сестре Петра Тамаре в Каменскую. В конце зимы 1920 года Петр Григорьевич поехал в штаб Донской армии, чтобы выяснить, полагается ли ему, отставнику, пенсион. Семью было нечем кормить. Стоит ли говорить, что больше его никто не видел. Все дальнейшее стало известно позднее.

Через год жена получила от него письмо, но очень странное, в непонятном конверте с чужим почерком. Оказалось, Петр тайком выбросил его из вагона. Из этого письма жена узнала, что Петр вместе с деникинскими офицерами попал в Константинополь, а оттуда – в лагерь беженцев на Лемнос. Но страх за семью привел его в Россию, в Севастополь, на пароходе «Владимир». Он получил паспорт и на шхуне «Евдокия» отплыл в Батум. Но 7 сентября шхуну остановил патрульный катер, и князя арестовали. Он скитался из одной тюрьмы в другую и, видимо, был отправлен в Бутырскую тюрьму Москвы.

Жена сразу хотела броситься на спасение мужа, но родственники удержали ее: она сама могла погибнуть и ребенка потерять.

Дожила она до 1977 года и умерла, так ничего и не узнав. А ее сын Петр приложил все усилия, чтобы узнать судьбу отца. Он работал в торговом флоте, в годы войны водил конвои с товарами по ленд-лизу в Мурманске. Потом работал в Министерстве флота, был женат и имел трех детей. Только в конце 1980-х годов сотрудники Государственного российского военного архива отыскали материалы, связанные с его отцом. В 1994 году ФСК ознакомила Петра Грузинского с делом его отца, присланным из Краснодара. Когда князя задержали на шхуне, он расценивался как «социально чуждый элемент, пытавшийся сбежать за границу». 7 апреля 1921 года «тройка» в составе А.Х. Артузова, следователя С. Шпигельгласа и особоуполномоченного Тубало приговорила Грузинского к расстрелу. В те годы XX века это уже было просто – не требовалось ни суда, ни талантливых адвокатов.

Многодетные страдания

В жизни случается всякое и даже – совершенно удивительное. Некая Мария Левенштейн жила с неким Леоном Линевичем в гражданском браке 17 лет и родила за это время двенадцать детей, из которых пятеро умерли. Это, в общем, удивительно, хотя и бывает. А потом Линевич к ней охладел и решил уйти к другой женщине, и в этом ничего удивительного не было. Но совершенно удивительным стало его поведение в отношении детей, даже, можно сказать, исключительным и неординарным. Потому что всех детей он решил оставить себе. Согласитесь, такое не просто редко бывает, но вообще никогда не бывает. Так он и заявил пренебрежительным и сварливым тоном Марии Левенштейн.

Новой избранницей Линевича стала Элеонора Михнева. Что она думала по поводу одновременного появления у нее сразу семи чужих детей, неизвестно. Известно только, что Мария Левенштейн в ожидании решения судьбы своих детей запаслась револьвером, чтобы покончить с собой, если детей ей не отдадут.

Покушение

2 мая 1881 года Мария Левенштейн в ужасном состоянии духа отправилась к Линевичу на службу, чтобы прояснить семейный вопрос. Линевич сердито ответил ей, что она может убираться куда угодно, а детей он ей не отдаст. Левенштейн ушла. По дороге на Гороховой улице ей попался дом 55, в котором жила разлучница, и Мария решила поговорить с Михневой. Та вела себя грубо и заносчиво. Это было последней каплей, и Мария решила убить эту женщину. Она выстрелила два раза, но лишь слегка ранила Михневу.

Однако этого оказалось достаточно для обвинения в умышленном преступлении, поскольку у обвиняемой имелся с собой револьвер. У Левенштейн были доказательства непреднамеренности ее действий: она успела еще 8 и 10 января написать письма к Линевичу и к своему сыну, в которых говорила о самоубийстве. Но следствие они не убедили.

26 апреля 1882 года состоялся суд. Марию Левенштейн защищал 40-летний присяжный поверенный К.Ф. Хартулари.

Убедительная речь

Хартулари редко воздействовал на судей и присяжных эмоциональными речами. Он предпочитал маневрировать с доказательствами, искать логику в поведении фигурантов дела, составлять планы защиты. Но это был другой случай. Защищать предстояло многодетную мать. Поэтому в речи Хартулари проявилось то, что впоследствии называли одним из его лучших качеств, – «стремление оратора к нравственно-педагогическим выводам, долженствующим воздействовать благотворно на весь социальный строй общества» (Б. Глинский. Русское судебное красноречие).