Замок пошел с молотка, но никто не желал дать за него и шиллинга. Часть кредиторов вывезла из здания последнюю мебель, а часть (Гитлер, князь фон Байерн, Зельдте) предпочли не «светиться». Они поняли, что дело это безнадежное, и старались хотя бы не стать всеобщим посмешищем. Пресса волшебным образом умолкла, а уголовное дело вообще не возбуждалось, поскольку прокуратура не сомневалась в невменяемости хозяина замка. Шаппеллер, кстати, жил в нем до самой смерти (1947), а Биндерберг попал, в итоге, в дом умалишенных. Доктор Ветцель еще некоторое время призывал общественность набраться терпения и продолжить раскопки, а затем вернулся в Мюнхен. Его называли шарлатаном и мошенником, который использовал бредовые идеи и прогрессирующее слабоумие двух почтмейстеров, чтобы провернуть выгодное дельце. Однако нашлись лица, не сомневавшиеся в том, что Ветцель сам стал жертвой аферы и поначалу верил в существование сокровищ. А спустя некоторое время доктор вообще начал открещиваться от того, что вообще имел хоть какое-то отношение к предприятию «Аттила»! Теперь председатель союза кладоискателей все то, что он недавно еще отстаивал, с неменьшим жаром отрицал. Причем делал он это, постоянно повторяя фразы вроде «жертвы вампира», «жертвования всем своим “я”» злым демонам Аурольцмюнстера», «тысячи огней, отраженных в тысяче зеркал» и т. п.
Но простите, скажете вы, а при чем здесь процесс трех «врачевателей»? Дело в том, что пресловутый доктор Ветцель, как председатель союза «специалистов по прутам и маятникам» и изобретатель некоего «регулятора эфира», экранирующего земное излучение, был привлечен к участию в вуппертальском процессе в качестве эксперта. Он тут же попытался представить искусство использования «волшебных» прутов в качестве единственно подлинного научного метода в медицине. Несмотря на красноречие неугомонного доктора, члены коллегии по уголовным делам признали подсудимых докторов Ашоффа и Корталя виновными в систематическом мошенничестве, причинении огромного материального ущерба пациентам и непоправимого вреда их здоровью, а подсудимого Пэслера — в пособничестве мошенничеству и в знахарстве. Эскулапов приговорили к году тюремного заключения и штрафу в 1000 марок каждого, а рантье — к девяти месяцам тюрьмы и 900 маркам штрафа. К тому же этой троице предстояло выплатить также судебные издержки.
Дело короля фальшивомонетчиков Чеслава Боярского
В 1951 году в отдел по борьбе с фальшивомонетчиками Министерства внутренних дел Франции поступило сообщение из Национального банка о появлении высококачественной подделки банкнот в 1000 франков. Эксперт, проверявший денежные пачки методом случайной выборки, обратил внимание на необычный хруст, который издавала одна из денежных купюр. Ее спектральный анализ показал, что банкноту изготовили из настоящей денежной бумаги. При этом был использован метод глубокой печати, водяные знаки на купюру были нанесены правильно, а вот скрытых степеней защиты не хватало. Полученную информацию полиция расценила как исключительно важную. Ведь за все послевоенные годы во Франции не было фальшивомонетчика такой высокой квалификации.
Начиная с 1951 года поддельные купюры в 1000 франков периодически обнаруживались и изымались. Как правило, фальшивки находились в деньгах, поступавших в отделения банков из крупных магазинов и универмагов.
В 1957 году в оборот стали поступать поддельные купюры достоинством 5000 франков, потому что послевоенная инфляция обесценивала нелегкий труд фальшивомонетчика. Чтобы хоть как-то повлиять на сложившуюся ситуацию, старший комиссар полиции Эмиль Бенаму, возглавлявший отдел по борьбе с фальшивомонетчиками, обратился в Банк Франции с предложением уведомить население о подделке купюры достоинством 5000 франков. Но получил отказ, так как фальшивые деньги не имели ни одного признака, по которому непрофессионал мог бы отличить их от настоящих.
Спустя три года во Франции была проведена денежная реформа. Неизвестный фальшивомонетчик сразу же начал выпускать стофранковые банкноты нового образца. Но удалось установить, что все новые фальшивки имели знак одной из четырех серий. В сентябре 1963 года парижские кассиры были проинструктированы о том, что следует обращать особое внимание на клиентов, расплачивающихся стофранковыми купюрами четырех известных серий. Это была единственная мера, которую на тот момент могла предпринять полиция для обнаружения подпольной мастерской.
В течение сентября — октября 1963 года поддельные купюры дважды поступали из почтового отделения на бульваре Бессьер, 43. Выглядело это так, словно кто-то приблизительно раз в месяц приходил на почту и специально сбывал фальшивки небольшими партиями. Комисар Э. Бенаму решил устроить засаду на неизвестного. Место кассира из почтового отделения занял полицейский. Причем об этом не знали даже сотрудники почты, так как в полиции опасались утечки информации.