100 знаменитых судебных процессов

Судья Перес все время стремился расставить обвиняемому ловушки, задавая каверзные вопросы: «Скажите, обвиняемый, вам никогда не приходила в голову мысль подыскать себе работу?» Боярский, понимая, что его провоцируют, стремился отвечать искренне: «Господин председатель, я запер себя в башне из слоновой кости и хотел сделать что-то своими руками. Я знал, что мои дети будут презирать меня, если я не смогу накормить их. Я знал, что занимаюсь противозаконными действиями. Я сам писал это на своих банкнотах. Я испытывал страх, но знал также, что никому конкретно я не наношу вреда. Во Львове я слушал лекции старого профессора. Он рассказывал, что видел своими глазами, как сыновья богатых родителей прикуривали от сторублевых ассигнаций. Профессор говорил, что тот, кто сжигает деньги, чтобы от них прикурить, наносит вред государству. Банкноты, находящиеся в обращении, приносят всем только прибыль». На это Перес заявил: «Значит, надо направлять в обращение как можно больше денег? Но это же неразумно, даже смешно. Хотя нет — это теория инфляции. Обвиняемый только хотел оказать государству услугу».

За свою заносчивость судья Перес поплатился во время одного из слушаний. После того, как эксперт Банка Франции дал показания, объяснив, каким образом Боярскому удалось выполнять столь искусные подделки, судья попросил, чтобы ему передали пару купюр, которые принес с собой эксперт. Он хотел показать всем присутствующим, как просто определить фальшивку. Перес несколько минут в полной тишине сминал и расправлял деньги, а затем начал их тереть. Боясь ошибиться, он дрогнувшим голосом произнес: «Может быть, настоящие?» Купюры передали Боярскому. Мельком взглянув на банкноты, фальшивомонетчик произнес: «Как дилетант поздравляю вас, господин председатель. Деньги настоящие». Его слова вызвали в зале суда взрыв хохота.

В другой раз всех присутствующих в зале суда рассмешил до слез прокурор Шарасс. Во время одной из своих речей, войдя в раж, он закричал: «Низшей точкой падения было то, что обвиняемый ни разу не удосужился заплатить налоги!» Патетика прокурора была явно неуместной, ведь требовать от фальшивомонетчиков уплаты подоходного налога было, мягко говоря, неразумно.

Оживление в зале суда вызвало и абсолютно серьезное заявление Алексея Шувалова о том, что он ничего не знал о происхождении фальшивых денег. На вопрос судьи, не показалось ли ему странным, что купюры номиналом 100 франков отдают по цене 75, он ответил: «Я полагал: они ворованные».

На суде Антуан Довгье всячески разоблачал своих подельников, стараясь продемонстрировать присяжным полное чистосердечное раскаяние. Он стал первым фальшивомонетчиком в новейшей истории Франции, в отношении которого в полной мере была применена ст. 138, гарантирующая ненаказуемость преступника в случае сотрудничества с правоохранительными органами.

В своем последнем слове Чеслав Боярский сказал: «Я глубоко сожалею о том, что причинил столь значительный ущерб Банку Франции. Я совершенно искренне уверяю вас, что никогда не хотел принести вред кому бы то ни было. Не отнимайте у меня надежды исправить свою вину, принести пользу, подарить моим детям улыбку».

Адвокаты пытались убедить присяжных в том, что часть вины за совершенное Боярским преступление ложится и на общество, которое не дало ему другой возможности для самореализации.

14 мая 1966 года приговор суда был оглашен. Чеслава Боярского приговорили к 20 годам лишения свободы, хотя сторона обвинения требовала пожизненного заключения. Прокурор Шарасс заявил: «Когда же нам применить ст. 139 в полном объеме, как не в этом случае? В 1958 году 20 лет тюрьмы получил фальшивомонетчик Верзини, но по сравнению с Боярским он мелкая рыбешка».

Алексей Шувалов был осужден на 5 лет, хотя прокурор предлагал ограничиться сроком, уже проведенным им в заключении.

Антуан Довгье был выпущен на свободу.

После оглашения приговора Эмиль Бенаму заявил: «Возможности искусства Боярского ошеломляет. Если бы он во Франции подделывал доллары, его, вероятно, никогда бы не арестовали».

Чеслав Боярский так никогда больше и не увидел свою семью. Он умер через несколько месяцев в тюрьме.

«Елисеевское дело» — борьба с коррупцией или Политический заказ?

Пожалуй, самой нашумевшей историей периода андроповских разоблачений стало дело директора столичного гастронома № 1 (Елисеевского) Юрия Соколова. По приговору суда он был расстрелян. Такой исход уголовного дела об экономическом преступлении придал ему особый резонанс: ведь даже махровые «расхитители социалистической собственности», связанные с так же печально известной фирмой «Океан», отделались значительными сроками заключения, а тут…