За торговым детищем купца Елисеева репутация лучшего магазина в Москве закрепилась с дореволюционных времен, да и в советское время он пользовался в столице особой популярностью. Как впрочем и его директор Юрий Константинович Соколов (1925 г. р.). Он работал здесь с 1963го по 1972 год замдиректора, а с февраля 1972го по октябрь 1982 года — директором. Правда, при нем (а вернее, намного раньше) купеческую инициативу и оборотистость подменил блат. Директора самого знаменитого гастронома страны знал весь московский бомонд. На поклон к нему шла вся московская элита, и все предлагали взамен свои услуги. Соблазняемый всеми, Юрий Соколов стал в Москве великой силой. В его гастрономе, если был блат, из-под полы можно было достать все что угодно душе и желудку, но и без него, отстояв часок-другой в очереди, вполне реально было обзавестись полным набором продуктов. Чтобы магазин процветал, Соколов, работая в непосредственном подчинении у начальника главка Петрикова, приложил немало усилий для установления и развития личных контактов с «большими людьми», в число которых входили, например, дети Брежнева. Более того, директор гастронома (пусть даже и очень престижного) мог запросто поговорить с министром торговли или его заместителем по телефону. Влияние и связи Соколова были настолько велики, что даже орден Трудового Красного Знамени ему вручали не в Моссовете, а в Верховном Совете и награждал его первый заместитель Председателя Совета Министров СССР.
О связях Соколова с первым секретарем столичного горкома партии Виктором Гришиным и семьей Брежнева, конечно же, прекрасно знали не только столичные обыватели, но и правоохранительные органы. Но долгое время всех все устраивало. Но на стыке 1982-го и 1983-го годов, когда дряхлеющий генсек уступил власть Юрию Андропову, популярность Елисеевского, а также его особое, благодаря Соколову, положение среди других элитных магазинов столицы дали органам уникальный шанс продемонстрировать решимость новой власти навести в обществе порядок, в первую голову обрушив удар на наиболее ярких представителей сложившейся системы коррупции и кумовства. За месяц до ареста кабинет директора «Елисеевского» был «нашпигован» оперативно-техническими средствами индивидуального контроля, а попросту говоря, телевизионными камерами для подглядывания и радиоаппаратурой для подслушивания.
Арест директора «Елисеевского» 30 октября 1982 года в его собственном кабинете во время якобы передачи ему взятки в размере 300 рублей действительно произвел оглушительный эффект. Соколов был задержан московскими чекистами по подозрению в соучастии в незаконных валютных операциях по делу в отношении неких М. Г. и М. И. Авилкиных. А 8 декабря 1982 года следственным отделом УКГБ по Москве и области дело Соколова было выделено из их дела и принято к отдельному производству. Параллельно — вслед за Щелоковым «полетело» все Управление торговли во главе с Трегубовым и его замами, а вместе с директором Елисеевского — и его подчиненные. Но Соколов стал единственной «VIP-персоной», которую растреляли.
Во время ареста Соколов вел себя совершенно спокойно. Факт получения взятки отрицал, утверждая, что сослуживец просто вернул ему долг. Не потерял он невозмутимости и в камере следственного изолятора в Лефортове. От дачи показаний долго отказывался. Меняющимся сокамерникам говорил, что все происшедшее — чистое недоразумение. Соколов молчал, но молчали и те, кто понимал, что его арест — дело вовсе не хозяйственное, а политическое. Идет интенсивный сбор компромата на того, кто не без основания считал себя правопреемником стареющего Брежнева, — Гришина. Соколов молчал. Зато, не таясь, говорила Москва. Имя Соколова звучало везде — оно стало символом и вещдоком борьбы с торговой коррупцией. По слухам, у руководителей торговли было изъято ценностей на миллионы рублей. На их дачах найдены металлические бочки с обветшавшей валютой и книжки вкладов в зарубежные банки. Кстати, среди «конфиската», изъятого у Соколова, числились несколько десятков дорогих заграничных часов типа «Ролекс». Ими были награждены особо отличившиеся в разоблачении «елисеевских взяточников» чекисты и прокурорские работники, а семь принадлежавших Соколову иномарок по окончании дела еще долго стояли во дворе Московского управления КГБ.