11.22.63

Я уже знал, где собирается быть Даннинг после полудня 5 октября 1958, и не желал рисковать, не хотел, чтобы какая-то самая малая песчинка сбила его из курса. Даже беглая встреча глазами в «Фонарщике» могла послужить причиной этого. Можете фыркать, можете назвать меня чрезмерно осмотрительным; вы можете сказать, что это крайне маловероятно, чтобы такие мелочи изменили ход событий. Но прошлое деликатно, как крылышко бабочки. Или как дом из игральных карт.

Я прибыл в Дерри, чтобы разрушить карточный домик Фрэнка Даннинга, но до нужного момента я должен был его оберегать.

7

Я пожелал Чезу Фрати спокойной ночи и вернулся в свою квартиру. Купленная заранее бутылка каопектата стояла в шкафчике для медикаментов в ванной комнате, а новенькая сувенирная подушка с вышитой на ней золотыми нитями Колонной Дерри лежала на кухонном столе. Из ящика для столовых принадлежностей я достал нож и аккуратно распорол подушку по диагонали. Вовнутрь вложил револьвер, глубоко погрузив его в набивку.

Я не был уверен, что смогу заснуть, но заснул, и крепко. «Делай, что делать должен, об остальном Господь позаботится», — одна из тех многих прибауток, которые Кристи натаскала от АА. Я не знаю, есть ли Бог, или нет — для Джейка Эппинга жюри присяжных еще не пришло к согласию в этом вопросе, — но когда ложился в кровать в тот вечер, я был вполне уверен, что я старался и сделал все возможное. Единственное, что могу сделать сейчас, это выспаться, а остальное позаботится само о себе.

8

Никакого желудочного вируса не прицепилось. На этот раз я проснулся с первым светом, оцепеневший от самой страшной из всех, которые только были в жизни, боли в голове. Это мигрень, решил я. Наверняка я не знал, так как никогда прежде у меня ее не было. Даже тусклый утренний свет перед глазами вызывал тошноту, которая глухими тяжелыми ударами перекатывалась во мне от затылка до переносицы. Из моих глаз струились идиотские слезы.

Я встал (хотя как это было больно), нацепил дешевые солнечные очки, которые где-то купил еще по дороге в Дерри, и принял пять пилюль аспирина. Их помощи хватило ровно на то, чтобы одеться и влезть в плащ, который мне был нужен: утро выдалось холодным и серым, собирался дождь. В определенном смысле это был плюс. Неизвестно, выжил бы я при сиянии солнца.

Следовало бы побриться, но я этим пренебрег; подумал, что стояние перед ярким светом — удвоенным в зеркале ванной — просто уничтожит мой мозг. Невозможно было себе вообразить, как я переживу этот день, да я и не старался этого делать. «Один шаг — одна ступенька»

, — повторял я себе, медленно спускаясь по ступенькам. Одной рукой я цеплялся за перила, во второй держал сувенирную подушечку. Наверное, был похож на переросшее дитя с плюшевым мишкой. «Один шаг — одна ст…»

Перила треснули.

Какое-то мгновение я валился вперед, в голове гудело, руки дико молотили в воздухе. Подушку я упустил (внутри нее звякнул револьвер) и шкрябнул ногтями по стене над головой. В последнюю секунду, прежде чем я, ломая себе кости, должен был покатиться на землю по ступенькам, мои пальцы вцепились в один из старомодных настенных светильников, прикрученных шурупами к стене. Канделябр оторвался, но электропровод удержался достаточно долго для того, чтобы я успел восстановить равновесие.

Я сел на ступеньки, упершись гудящей головой в колени. Боль пульсировала синхронно с топотом отбойного молотка моего сердца. Преисполненные слезами глаза казались большими для моих глазниц. Я мог бы сказать вам, что стремился заползти назад в квартиру и обо всем забыть, но это не было бы правдой. Правда заключается в том, что я стремился умереть прямо там, на ступеньках, и таким образом разом покончить со всем. Существуют люди, которые переживают такую боль в голове не просто изредка, а регулярно? Если таковые есть, помоги им Боже.

Одно лишь могло заставить меня вновь подняться на ноги, и я принудил свой страждущий мозг не только вспомнить, а и увидеть это: как вдруг стирается лицо Тугги Даннинга, когда он ползет в мою сторону. А его волосы и кожа брызгают вверх.

— Хорошо, — произнес я. — Хорошо, да, о'кей.

Я подобрал сувенирную подушечку и, ковыляя, преодолел остатки ступенек вниз. Я вышел в облачный день, который показался мне полднем в Сахаре. Потрогал ключи. Их не было. В правом переднем кармане брюк, где им надлежало лежать, обнаружилась значительного размера дыра. Прошлым вечером ее там не было, у меня почти не было сомнений. Делая маленькие, неуверенные шаги, я развернулся назад. Ключи лежали на крыльце среди лужицы рассыпанных монет. Нагибался я, кривясь от веса свинцовой пули, которая перекатывалась у меня в голове. Подобрал ключи и кое-как добрел до «Санлайнера». А когда попробовал включить зажигание, мой до этого безотказный «Форд» отказался заводиться. Только соленоид щелкнул. И все.