— С Сэйди все хорошо. Прислала мне две почтовые открытки и письмо. Она работает официанткой в «Геррахе»[507]
. — Элли понизила голос. — Мне кажется, чтоЯ вообразил себе длинноногую Сэйди в коротенькой юбочке коктейльной официантки. Я представил себе бизнесменов, которые пытаются увидеть верхушки ее чулок или заглянуть ей в декольте, когда она расставляет напитки на их столиках.
— Она спрашивала о вас, — сказала Элли, и это вновь заставило меня улыбнуться. — Я не хотела ей рассказывать, что вы уплыли за край мира, как считают все в Джоди, и сказала, что вы занимаетесь своей книгой и у вас все хорошо.
За последний месяц я не прибавил ни слова к «Месту убийства», а когда я дважды брал рукопись в руки, стараясь его перечитать, собственный текст казался мне написанным на карфагенском языке третьего века.
— Я рад, что у нее все хорошо.
— Срок пребывания там для решения того дела у нее проходит в конце месяца, но она решила остаться до конца летних каникул. Говорит, что чаевые очень хорошие.
— Вы спрашивали у нее о фотографии ее мужа, который вскоре получит статус бывшего?
— Перед самым ее отъездом. Она сказала, что нет ни одной. Сказала, что несколько штук может быть у ее родителей, но отказалась им об этом написать. Сказала, что они так и не примирились с распадом ее брака, а это укрепило бы их пустые надежды. А еще она сказала, что считает, что вы слишком преувеличиваете опасность.
Конечно, это так похоже на мою Сэйди. Вот только она больше не моя. Теперь она просто
— Джордж? Я не сомневаюсь, что вы ей и сейчас не равнодушны и еще не поздно наладить отношения.
Я подумал о Ли Освальде, до покушения которого на жизнь генерала Эдвина Уокера остается еще девять месяцев.
— Пока еще рано, — ответил я.
— Простите?
— Не берите в голову. Приятно с вами говорить, мисс Элли, но скоро телефонистка вклинится в наш разговор и попросит прибавить денег, а у меня уже закончились четвертаки.
— А возможно ли такое, что вы как-то посетите наш городок, чтобы вкусить гамбургер и шейк или нет? В харчевне? Если так, я могла бы пригласить Дика Симонса присоединиться к нам. Он о вас спрашивает чуть ли не каждый день.
Мысль о поездке в Джоди, о свидании с моими друзьями из школы была, вероятно, единственным, что могло утешить меня тем утром.
— С радостью. Если сегодня вечером, это не будет очень рано? Скажем, в пять?
— Чудесно. Мы, сельские мыши, ужинаем засветло.
— Прекрасно. Буду. Я угощаю.
— Половину плачу я.
Эл Стивенс взял на работу девушку, которую я помнил с курса делового английского, и меня растрогало, как расцвело ее лицо, когда она увидела, кто сидит рядом с Элли и Диком.
— Мистер Эмберсон! Вау, как приятно вас видеть! Как ваши дела?
— Хорошо, Дорри, — ответил я.
— Вы давайте, заказывайте
— Это правда, — сказала Элли. — Вам не хватает хорошего ухода.
Мексиканский загар Дика уже сошел, из чего я понял, что большинство своего пенсионного времени он проводит в помещении, и если я потерял в весе, то он его набрал. Руку мне он пожал крепко и сказал, что очень рад меня видеть. Ничего искусственного не было в этом человеке. И в Элли Докерти также. Вопреки всем моим познаниям будущего, переезд из этого города на Мерседес-стрит, где Четвертое июля празднуют, подрывая кур, начал все больше казаться сумасшедшим поступком. Я лишь надеялся, что Кеннеди достоин этого.
Мы ели гамбургеры, картофель-фри в шипящем масле и яблочный пирог а-ля мод. Мы говорили о том, кто, что за это время делал, и посмеялись над Денни Лейверти, который наконец-то написал свою давно обещанную книгу. Элли поведала, что, по словам жены Денни, первый раздел в ней называется «Я бросаюсь в бой».
Под конец обеда, когда Дик уже набивал трубку «Принцем Альбертом», Элли достала из-под стола свою сумку и вытянула из нее какую-то большую книгу, которую и подала мне над жирными остатками наших яств.
— Страница восемьдесят девятая. И держите подальше от той гадкой лужицы кетчупа, пожалуйста. Мне нужно вернуть эту вещь в том же состоянии, как ее получила.
Это был годовой альбом под названием