11.22.63

Минут через пять или около того терминал оставался почти полным. Потом толпа начала редеть. Никаких признаков Освальдов не было. Меня накрыло дикой уверенностью: их не было в этом самолете. Я не просто пробрался в прошлое, я попал в какой-то другой, параллельный космос. Может, мистер Желтая Карточка и караулил там именно для того, чтобы предотвратить подобный развитие событий, но мистер Желтка Карточка умер, и некому было удержать меня от этой неприятности. Нет Освальда? Чудесно, миссия отменяет. Кеннеди погибнет в какой-то другой версии Америки, но не в этой. Я могу догнать Сэйди и заживу после этого счастливо.

Как только эта мысль промелькнула у меня в голове, как тут же я впервые увидел свою цель. Роберт и Ли шли бок о бок, живо о чем-то разговаривая. Ли вымахивал чем-то средним между раздутым атташе-кейсом и маленьким ранцем. Роберт нес розовый чемодан с округленными углами, словно одолженный из гардероба Барби. Позади них вместе шли Вейда с Мариной. Вейда забрала у нее одну из двух полотняных сумок. Другую, Марина повесила себе на плечо. Она несла на руках Джун, уже четырехмесячную, поэтому ей было трудно не отставать. По сторонам, глядя на Марину с откровенным удивлением, шли двое детей Роберта и Вейди.

Вейда позвала мужчин, и те остановились почти напротив ресторана. Роберт улыбнулся и забрал у Марины сумку. Лицо Ли излучало… утешение? Знание чего-то? Наверное, и то, и другое. Уголки его губ кривились в легком намеке на улыбку. Его неопределенного цвета волосы было аккуратно причесаны. Фактически, он подпадал под классическое определение обычного морского пехотинца «моряк, с печки бряк» в своей наутюженной белой рубашке, брюках-хаки и сияющих туфлях. Вовсе не был он похож на того, кто лишь недавно сошел на берег после путешествия через полсвета; ни морщинки, ни следа щетины у него на щеках. Ему было всего лишь двадцать два, а выглядел он еще младше — будто какой-либо тинэйджер из моего выпускного класса.

Такой же была и Марина, которой легально не продадут спиртное еще целый месяц[499]. Утомленная, с широко раскрытыми, ошарашенными глазами. Но красавица, с копной темных волос, с мечущимися, какими-то словно раскаявшимися синими глазами.

Джун была запеленанная — вся целиком, вместе с ручками и ножками — полотняными пеленками. Даже шея у нее была чем-то обмотана и, хотя она и не плакала, лицо у нее было красное, вспотевшее. Ли взял ребенка на руки. Марина благодарно улыбнулась, в промежутке ее на мгновение раскрытых губ я увидел, что у нее отсутствует один зуб. Остальные были потускневшими, один из них почти черный. Такой контраст на фоне ее бархатной кожи и прекрасных глаз просто поражал.

Освальд наклонился к ней и сказал что-то, что стерло улыбку с ее лица. Она боязливо посмотрела на него. Он еще что-то произнес, тыкая при этом пальцем в ее плечо. Я вспомнил рассказ Эла и подумал, а не те ли самые слова говорит сейчас Освальд своей жене: «походу, сука».

Но нет. Это пеленки его раздражили. Он начал их срывать — сначала с ручек, а потом с ножек — и бросал эти тряпки Марине, которая топорно их ловила. А потом оглянулась, не смотрит ли, случайно, кто-то на них в зале.

Подошла Вейда и дотронулась до руки Ли. Он не обратил на нее внимания, продолжая разматывать полоску ткани с шеи малышки Джун, а потом и это кинул в Марину. Самодельный шарф упал на пол. Марина наклонилась, и молча его подобрала.

К ним присоединился Роберт и по-дружески стукнул брата кулаком в плечо. Теперь терминал уже почти полностью опустел — последние из прибывших пассажиров миновали семейство Освальдов — и я ясно услышал, что он сказал.

— Оставь ее в покое, она только что сюда прибыла. Она еще даже не поняла, где находится.

— Посмотри-ка на этого ребенка, — возразил Ли, поднимая вверх дочь на обозрение. Тут уже Джун начала плакать. — Она ее замотала, словно какую-то чертову египетскую мумию. Так как так они, видишь ли, делают там, у нее дома. Не знаю, плакать мне или смеяться. Старая баба! Старуха! — С рыдающим ребенком на руках он обернулся к Марине. — Старая баба!

Та пыталась улыбнуться, как это делают люди, понимая, что над ними насмехаются, но не понимая почему. Мне попутно припомнился Ленни в «Мышах и людях». А потом и лицо Освальда также просветила улыбка, немного кривоватая, задиристая. От этого он стал чуть ли не красавцем. Он нежно поцеловал жену, сначала в одну щеку, потом в другую.

— США, — произнес он и поцеловал ее вновь. — США, Рина! Страна свободы и родина дерьма!

Улыбка Марины стала лучезарной. Он начал говорить с ней по-русски, попутно вновь вручив ей Джун. Марина начала баюкать ребенка, а он обхватил жену рукой за талию. Когда они выходили за пределы моего поля зрения, она все еще улыбалась, перебросив перед этим ребенка себе на плечо, чтобы взять за руку мужа.

8