11/22/63

В среду восьмого октября на Окружном стадионе в Милуоки «Янки» выжали из «Сорвиголов» победу 2-1; в четверг они прорвали цепь счета 2-2 в восьмом иннинге, выполнив четыре пробежки и выиграв серию. В пятницу я посетил заведение «Честная сделка. Залоги & Займы», думая, как встретят меня там миссис Кричало, и мистер Скорбящий. Упитанная леди более чем оправдала мои ожидания — увидев меня, она выпятила губу и крикнула: «Чеззи! Появился наш мистер Толстосум!» И тогда двинулась прочь через завешенный косяк и навсегда из моей жизни.

Фрати вышел с той же бурундуковой улыбкой на лице, которую я запомнил по нашему первому с ним знакомству в «Фонарщике» во время моего предыдущего путешествия в благолепное прошлое Дерри. В одной руке он держал пухлый конверт, на лицевой стороне которого печатными буквами было написано Дж. ЭМБЕРСОН.

— А вот и вы, коллега, — произнес он, — большой, как жизнь, и вдвое больше красивый. А тут ваша добыча. Не стыдитесь, сосчитайте.

— Я вам доверяю, — сказал я и положил конверт в карман. — Вы удивительно радушный, как для парня, который только что развелся с тремя штуками.

— Не буду возражать, вы действительно выхватили хороший кусок из Осеннего Классико[286], — сказал он. — Хороший кусок вырезали из пирога этого года, а впрочем, я все равно заработал немножко баксов. Как это всегда делаю. Хотя и беру участие в этой игре главным образом только потому, что это, как это говорят, мой гражданский долг. Люди желают спорить, люди всегда желают спорить, и я моментально плачу выигранное, если кто-то выигрывает. И еще я люблю принимать ставки. Это что-то наподобие хобби для меня. А знаете, когда это мне нравится большее всего?

— Нет.

— Когда появляется кто-то, наподобие вас, наглый рейнджер, который прет на шансы баксами и вырывает свое. Это восстанавливает мою веру в случайную природу вселенной.

Я подумал, что бы он запел о случайности, если бы увидел мошенническую таблицу Эла.

— Взгляды вашей жены не кажутся такими уж, хм-м, либеральными.

Он рассмеялся, просияли его маленькие черные глазенки. Выигрыш, проигрыш или ничья, этот человечек с русалкой на предплечье откровенно наслаждался жизнью. Меня это вдохновляло.

— О, Марджори. Когда сюда приходит какой-нибудь печальный бедняга с обручальным кольцом своей жены и рассказывает слезливую историю, она расплывается кучкой желе. Но когда речь идет о спортивных ставках, она совсем другая леди. Это она контролирует лично.

— Вы ее очень любите, правда, мистер Фрати?

— Как утреннюю луну, коллега. Как утреннюю луну.

Марджори перед моим появлением читала сегодняшнюю газету, и та осталась на витрине, под стеклом которой лежали колечки и другие подобные вещи. Заголовок гласил: ФРЭНК ДАННИНГ ПОХОРОНЕН С МИРОМ. ОХОТА НА ТАИНСТВЕННОГО УБИЙЦУ ПРОДОЛЖАЕТСЯ.

— Ради чего, на ваш взгляд, это было сделано?

— Мне не известно, но могу вам кое-что рассказать, — наклонился он ближе, и улыбка уплыла из его уст. — Не был он таким уж святым, каким его старается представить эта местная элита. Я о нем всякого мог бы вам поведать.

— Так вперед. Передо мною целый день.

Улыбка возвратилась вновь.

— Да нет. Мы здесь, в Дерри, свое держим при себе.

— Я это заметил, — кивнул я.

14

Мне хотелось побывать на Кошут-стрит. Я понимал, что за домом Даннингов могут наблюдать копы, чтобы посмотреть, не будет проявлять кто-либо необычного интереса к этой семье, но все равно, желание было очень сильным. Тем не менее, не Гарри мне хотелось увидеть; я хотел увидеть его сестру. Хотел кое-что ей сказать.

Что ей следует пойти в вечер Хэллоуина на «козни или лакомство», как не жаль ей своего папы.

Что она будет самой красивой, самой сказочной индейской принцессой из всех, которых только видели, и возвратится домой с горой конфет.

Что впереди у нее, по крайней мере, пятьдесят три, а возможно, и больше лет длинной и интересной жизни.

А больше всего о том, что в один день ее братец Гарри захочет надеть униформу, пойти в солдаты, и она должна сделать все возможное, чтобы отговорить его от этого.

Вот только дети беспамятны. Каждый учитель это знает.

А еще они считают, что будут жить вечно.

15

Время было покидать Дерри, но прежде чем уехать, я должен был сделать еще одно небольшое дело. Я ждал понедельник. В тот день, тринадцатого октября, я закинул свой чемодан в багажник «Санлайнера», а потом, уже сидя за рулем, написал короткую записку. Всунул ее в конверт, заклеил и на его лицевой стороне надписал печатными буквами имя адресата.

Я спустился в Нижний Город, припарковался и зашел в «Тусклый серебряный доллар». Как я и ожидал, там было пусто, если не считать Пита, бармена. Тот мыл стаканы и смотрел по ящику «Любовь к жизни» [287]. Он нехотя обернулся ко мне, одним глазом не переставая наблюдать за Джоном и Маршею, или как там их звали.

— Что я могу вам налить?

— Ничего, но вы можете оказать мне услугу. Которую я соответственно компенсирую вам пятью долларами.

Его это, на первый взгляд, не поразило.

— В самом деле? И что же это за услуга?

Я положил на барную стойку конверт.