11/22/63

Полумеблирование состояло из кровати (на которой был немного запятнанный матрас, но не было простыни), дивана, кухонного стола, под одну ножку которого надо было что-то подкладывать, чтобы он не качался, и единственного стула с желтым пластиковым сиденьем, которое, неохотно отпуская зад твоих штанов, выдавало странное «чмок» . Были там также печка и грюкающий холодильник. В кухонной кладовке я нашел и прибор для кондиционирования воздуха: вентилятор «Дженерал электрик» с обтрепанным штепселем, который имел абсолютно смертоносный вид.

Я чувствовал, что шестьдесят пять долларов в месяц за квартиру, которая расположена прямо под воздушным коридором, по которому к аэропорту Дерри заходят на посадку самолеты, цена немного великоватая, но согласился на нее, так как хозяйка, миссис Джоплин, согласилась не заметить отсутствия у мистера Эмберсона рекомендаций. Помогло еще и то, что он мог заплатить вперед за три месяца наличными. И, тем не менее, она настояла на том, чтобы переписать информацию из моих водительских прав. Если ее и привело в удивление, почему это агент по недвижимости из Висконсина имеет права, выданные в штате Мэн, она по этому поводу ничего не сказала.

Я радовался, что Эл дал мне много налички. Наличность очень облегчает жизнь чужакам.

И вдобавок в пятьдесят восьмом она обращается намного шире. Всего лишь за триста долларов я смог превратить мою полумеблированную квартиру в полностью меблированную. Девяносто из тех трех сотен пошли на подержанный телевизор RCA[195] настольной модели. В тот же вечер я по этому красивому черно-белому аппарату смотрел «Шоу Стива Аллена»[196], а потом выключил его и, сидя за кухонным столом, слушал, как с ревом пропеллеров приближаются к земле самолеты. Из заднего кармана я достал записную книжку «Голубой конь»[197], купленную в аптеке в Нижнем городе (той, где кража — это не «финт», не «выбрык» и не «розыгрыш»). Открыл ее на первой странице и щелкнул такой же новенькой шариковой авторучкой «Паркер»[198]. Так я и сидел, вероятно, минут пятнадцать - достаточно для того, лишь бы следующий самолет начал заходить на посадку, да еще и, показалось, так близко, что я уже ждал, что его шасси вот-вот бухнут о крышу и начнут ее сдирать.

Страница оставалась чистой. Так же, как и мой ум. Всякий раз, когда я старался включить в нем трансмиссию, из него вылетала одна и та же мысль: прошлое не желает изменяться.

Не очень помогающая.

В конце концов, я встал, достал с полки в кладовой вентилятор и поставил его на стол. У меня не было уверенности, а работает ли он, но он завелся, и гудение его мотора оказалось удивительно успокаивающим. Кроме того, оно маскировало раздражающее тарахтение холодильника.

Когда я вновь сел за стол, в голове у меня прояснилось, и на этот раз там всплыли кое-какие слова.

ВАРИАНТЫ:

1. Сообщить в полицию.

2. Анонимный звонок мяснику (сказать «я наблюдаю за тобой, мазефакер, если

ты что-нибудь сделаешь, я тебя сдам»).

3. Сфабриковать что-нибудь на мясника.

4. Как-то сделать мясника недееспособным.

Тут я остановился. Выключился холодильник. Не слышно было ни садившихся самолетов, ни автомобильного движения на Гаррис-авеню. Остался только я сам, мой вентилятор и мой незавершенный список. В конце концов, я дописал последний пункт.

5. Убить мясника.

Потом я смял этот лист, взял из большой коробки около печки кухонную спичку и чиркнул. Вентилятор моментально ее задул, и я вновь подумал, как же это тяжело изменить некоторые вещи. Я выключил вентилятор, зажег другую спичку и дотронулся ей до скомканной бумаги. Та вспыхнула, и я бросил ее в мойку, подождал, пока она догорит, и тогда смыл пепел в канализацию.

После этого мистер Джордж Эмберсон лег в кровать.

Но еще долго не мог заснуть.

5

Когда в половине первого ночи над крышей пронесся последний самолет, я все еще лежал без сна и думал о том списке. Обращение в полицию отпадало. Такое могло бы сработать с Освальдом, который открыто проповедовал о своей любви к Фиделю Кастро и в Далласе, и в Нью-Орлеане, но Даннинг — это совсем другое дело. Он всеми любимый и всеми чтимый член общины. А кто я? Новичок в городе, который не любит неместных. В тот день, выйдя из аптеки, я вновь увидел Безподтяжечника и его компанию перед «Тусклым серебряным долларом». Одет я был по-рабочему, но они подарили мне все те же косые взгляды «кто же ты, на хер, такой».

Да и вообще, что я мог сказать полиции, даже если бы прожил в Дерри не восемь дней, а восемь лет? Что у меня было видение, как Фрэнк Даннинг в ночь на Хэллоуин убивает свою семью? Это, безусловно, имело бы успех.