112

Борис, наблюдавший всю картину, сделал пару решительных шагов и неожиданно бесцеремонно засунул руку в декольте майи. Майя притихла.

– Что? – невозмутимо спросил Борис, заметив ее обескураженный взгляд. – Я врач, мне можно! – Нашарив где-то в глубинах декольте лизуна, он достал его и спокойно вернул в баночку.

Увидев, что лизун ему не достался, Матвей заныл, а Пашка хихикнул:

– А папе можно лазить Майе в тити…

Борис вновь отвесил ему легкого подзатыльника:

– Ты только попробуй такое матери сказать! Я тебе так вкачу – мало не покажется! Я сам расскажу ей, как было дело!

– Нет! – неожиданно вставила пришедшая в себя Майя. – Думаю, Инне не стоит такое говорить…

– Да ладно тебе! – удивился Борис. – Чего тут такого? Расскажем, посмеемся вместе…

– Нет, – твердо сказала Майя. Ей некстати вспомнилось, как Инна изводилась ревностью и без повода… Ей захотелось сэкономить немного Инниных нервов. – Не надо говорить ей.

Борис пожал плечами:

– Ну как хочешь.

– Спасибо тебе, что съездила с моим зверинцем. Представляю, чего это тебе стоило. Дети вечно бесятся, муж ноет, что устал и хочет домой.

– Да ладно тебе. Это было даже интересно. – Майя вспомнила лизуна, и краешки её губ невольно поползли наверх. – С твоими мальчишками не соскучишься. А мужу иногда и поныть можно. Ему всё можно, он же врач… – она хитро посмотрела на него.

Боря понял ее, и в его глазах в ответ заиграла улыбка – шаловливая, но такая неуловимая, какую могут заметить только самые близкие люди. Но Инна была близким человеком… Она перехватила игры их взглядов, и глаза ее потускнели.

«Ему все можно!» Подумать только! Даже думать не хочется, что именно ему разрешается!.. А я-то, дура, искала любовницу на стороне! В больницу к нему таскалась! На Риту думала! А его любовница все это время у меня на кухне сидела, из моей кружки чай пила, слушала мои жалобы и, жалея, потешалась над несчастной женушкой… Пригреть змею на груди – вот как это бывает. А я еще утешала ее, от души ведь утешала, что она такая одинокая. Это она-то одинокая? Пожирательница чужих мужчин! А Борис! Как он мог… Да, помнится, он сказал: «Уж ей-то не проблема мужика найти». Значит, считает её красоткой. Конечно, она же не рожала… Да я и сама хороша – советовала «лучшей подруге» присмотреться к окружающим мужикам «на всякий случай»… «У ребенка должны быть «хорошие гены»…

Ночью Максу не спалось. Он дотянулся до наушников и, включив любимую музыку, закрыл глаза. Когда он открыл их снова, то вздрогнул от неожиданности: рядом сидела Алена.

– Что случилось? – снял наушники Макс.

– Всё в порядке, – показала Алена. – Что ты делаешь?

– Слушаю музыку.

– А как это – слушать музыку? Расскажи мне.

– Слушать музыку? – воодушевился Максим. Он многое мог бы рассказать на любимую тему. – Да очень просто! Это…это… – неожиданно он понял, что не может объяснить, что это, и задумался. Как объяснить, что такое «слышать» человеку, который не слышал никогда? Как объяснить, что такое «музыка», человеку, для которого ноты – всего лишь непонятные, ничего не значащие закорючки на бумаге? Это лишь теория, бессмысленная без практики.

Это как объяснять, что летучие мыши общаются утразвуком – суть понятна, но невозможно представить при этом ощущения мыши, ее мысли, ее чувства. Обычно объясняют близкими человеку понятиями. А какие понятия близки Алене? Что чувствует человек, который вообще не знает, что такое звуки? Как вообще можно жить без музыки, никогда не слышать пения птиц, не знать, какой голос у самого близкого тебе человека… И как можно выражать собственные эмоции, не имея возможности наорать на источник бешенства, похохотать от души или просто сказать: «Я люблю тебя»? Никогда раньше Макс не задумывался, что такое простое понятие как «слышать» окажется для него настолько сложным. И никогда раньше он не считал слух великим даром, без которого обычная, привычная жизнь просто немыслима. Как же многое из того, что у нас есть, мы просто не привыкли ценить.

– Музыка – это наслаждение, – наконец, сказал он. – Это счастье. Это как кушать черешню, глядя на звезды, а рядом – ароматный цветущий шиповник. Это как…держать тебя за руку.

Она смутилась и отвела взгляд.

– Как бы я хотел, чтобы ты услышала мою музыку…

Он вдруг вскочил, достал из шкафа ветровки и, накинув их на плечи ей и себе, схватил ее за руку и вышел из дома. Посадив ее в машину и выехав за город, он купил по дороге корзинку черешни.

Привез Алену в поле и, бросив машину на бездорожье, вновь взял ладонь Алены и повел ее куда-то во тьму.

– Постой здесь! – сказал он, оставив ее посреди поля. – Я быстро! – и исчез в ближайших зарослях. Алена взглянула на небо: всё оно было усеяно чистыми летними звездами, а посреди шла полоса Млечного пути.

Но вот из тьмы вынырнул Максим. Он нес в одной руке корзинку с черешней, а в другой – ветку цветущего шиповника. Он снял ветровку, бросил ее и сел в траву. Потом потянул Алену вниз и усадил напротив.

– Смотри! Мы с тобой сидим посреди Млечного пути.

Он положил ей на колени шиповник, а в рот – спелую черешенку. А потом надел на нее наушники.