12 новых историй о настоящей любви (сборник)

Мэриголд принялась барабанить кулаками по рулю, барабанила и барабанила, пока наконец случайно не стукнула по кнопке сигнала. Опешив от неожиданности, она подскочила на сиденье. Семья из шести человек, вылезавшая из мини-вэна позади нее, тоже подскочила. Мэриголд виновато помахала им рукой.

«И за это тоже, Норт».

Но теперь она уже не так сильно злилась.

Мэриголд сделала музыку потише и опустила глаза, решив притвориться, что копается в телефоне, пока семейство не скроется из виду. Она стала делать дыхательные упражнения, как советовала ее мама-хиппи. Вдох. И выдох. Вдох. И выдох. Их голоса становились все тише, пока наконец не исчезли совсем. Она подняла голову.

Над ней нависала гора Митчелл.

У Мэриголд возникло неприятное чувство. Гора была не особенно крутая и опасная – наоборот, вполне пологий склон, – но вид у нее был какой-то… зловещий. В частоколе елей было на удивление много мертвых деревьев. Как будто склон утыкали сломанными зубочистками. Эти скелеты казались такими бледными и бездушными на фоне своих разлапистых вечнозеленых соседей, что создавали ощущение пустоты, несмотря на свое физическое присутствие. В них таился какой-то вопрос. Чего-то тут не хватало.

– Что ты тут делаешь? – спросила Мэриголд вслух. Но на этот раз она обращалась не к себе.

Раз уж она проделала весь этот путь, можно все-таки спросить у него самого.

Фуникулер был на противоположном конце парковки – наклонные рельсы с двумя медленно плетущимися вагончиками: один шел вверх, другой вниз. Они предназначались для тех, кто не хотел подниматься к вершине пешком. Судя по количеству туристов в очереди, таких тут большинство.

Мэриголд не была здесь с начальной школы, когда их водили в заповедник на экскурсию. В памяти остался хлипкий зеленый вагончик, который, дребезжа, тащился наверх, будто намеренно пытался привить ей хотя бы легкую боязнь высоты. Мэриголд высоты не боялась. Но вслушиваясь в шум спускающегося вагончика, она то и дело скрещивала и снова выпрямляла руки. Она нервно глянула на свое отражение в окне билетной кассы, где только что заплатила безбожные двенадцать долларов за билет, и тут же, встревоженная, сняла солнечные очки, чтобы присмотреться получше.

Лицо красное и блестит, густые черные волосы растрепались и выбились из косы. Обычно она заплетала густую косу и закалывала ее вокруг головы, а остальные волосы собирала в пучок. Обычно с этой прической она казалась себе оригинальной и милой – эдакая пастушка Хайди.

Но сейчас она себе не нравилась.

Воздух вокруг нее завибрировал. Сзади. Дребезжание усилилось, переходя в грохот и скрежет. Вагончик приближался. По словам матери Норта, он работал оператором одного из вагончиков. Так что с пятидесятипроцентной вероятностью он мог вот-вот оказаться здесь.

У Мэриголд екнуло сердце. Разумеется, она приехала помочь другу, но это еще не значит, что можно выглядеть как пугало. Все-таки этот человек видел ее голой. В приступе паники она выдернула из волос шпильки, расплела косу, пригладила волосы рукой и поспешно соорудила прическу заново.

Скрежет становился все громче. Пока дети, родители и парочки поднимались на ноги – она тут была единственная без компании, – Мэриголд сидела на скамейке, копаясь в сумочке в поисках пудреницы. Чтобы лоб перестал блестеть, понадобилось три (три!) матирующих салфетки и толстый слой пудры. Веснушки замазать не удалось, но их было не скрыть ничем. В это время года они особенно бросались в глаза, и Мэриголд казалось, что они ужасно нелепо выглядят в сочетании с ее азиатскими чертами лица. Раньше она их ненавидела, но Норт убедил ее, что веснушки – это мило. Однажды он даже нарисовал по точкам на ее правой щеке кособокое сердечко.

На спину ей упала тень от вагончика. Дети радостно завизжали, и человек двадцать устремились к платформе.

Пятьдесят на пятьдесят. Теперь ее собственное сердце казалось скособоченным.

Вагон окончательно остановился, и в этот момент подул сильный ветер. Флаги США и Северной Калифорнии над зданием администрации затрепетали, а в нос Мэриголд ударил запах хвои. Она зажмурила глаза и сделала глубокий вдох. Рождество в июле. Умом она понимала, что все дело в горе. Но сердцем – что дело в нем.

Мэриголд снова надела очки, радуясь, что может хоть как-то отгородиться от внешней среды. В своих коротких джинсовых шортах и облегающей маечке она вдруг почувствовала себя очень уязвимой.

«Ты приехала просто поговорить. И все. Что бы ни случилось, все будет хорошо».

Иногда в правду сложно поверить.

Поднимаясь на ноги и оборачиваясь, Мэриголд почувствовала, что у нее дрожат коленки. Зеленый вагончик стоял у платформы. Над большим передним окном золотыми буквами было написано имя: Мария. Оператора было не видно.

Но тут…