12 ведущих философов современности

«Для того чтобы знать, какой метод принять, человек должен предварительно прийти к определенным метафизическим и некоторым эпистемологическим выводам. Если ктото попытается защитить эти выводы с помощью одного, избранного им метода, то его могут обвинить в порочном круге. Если же кто-то защищает их не так, считая, что при данных выводах признание выбранного метода следует само собой, то его могут обвинить в том, что его метод неадекватен, ибо его невозможно применить для подтверждения обсуждаемых жизненно важных метафизических и эпистемологических положений. Поскольку философский метод сам по себе является предметом философии (или, другими словами, поскольку для удовлетворительного решения философской проблемы применяют различные критерии), постольку за применение тех или иных критериев выступают представители различных философских школ, и каждый революционер от философии уязвим для обвинений в порочности кругового мышления или обвинений в выхолащивании проблемы» («Лингвистический поворот», 1-2).

Вполне возможно, что ранняя приверженность Рорти к этой «общей проблеме» стала одним из факторов, сделавших его на протяжении всей научной карьеры столь скрытным в отношении обоснования своих философских пристрастий, к вящему раздражению критиков.

Наконец, когда Рорти размышляет о некоторых деталях будущего философии, несмотря на его довольно великодушное отношение к лингвистической философии, перспективы, которые он описывает, оказываются удивительно близки к его поздним сочинениям. Сюда можно отнести следующие утверждения: (1) лингвистическая философия «завела дисциплину в тупик»; (2) философия, по мере своего роста, все теснее сближается с поэзией; (3) философию можно рассматривать как «излеченное заболевание культуры»; (4) философия, проявляя пророческий дар, занимается «созданием новых и плодотворных способов мышления о вещах вообще». Последнее утверждение созвучно с риторикой «повторного описания», характерной для «Случайности, иронии и солидарности».

Таким образом, можно сделать вывод, что Рорти, который привлек к себе большое внимание протестами, сопровождавшими публикацию «Философии и зеркала природы», спустя десятилетие не сделался новорожденным мятежником и перебежчиком, только что покинувшим аналитический лагерь. Нет, перед нами предстал глубокий мыслитель, который в своей книге нашел наконец способ систематически озвучить озабоченность и сомнения, мучившие его с тех пор, как он выбрал поприще профессионального философа. Когда станут доступными все «ранние эссе» Рорти, мы получим новые свидетельства, пусть даже исходящие из лагеря аналитической философии, которые помогут нам подкрепить высказанную мной оценку.